Буссенар Луи

Французы на Северном полюсе

Луи БУССЕНАР

ФРАНЦУЗЫ НА СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ

Перевод М.А.Ветровой, примечания И.Я.Лосевского

Часть первая

ПУТЬ К ПОЛЮСУ1

ГЛАВА 1

Международный конгресс. - Среди географов. - По поводу полярных исследований. - Русский, англичанин, немец и француз. - Патриот. - Вызов. Мирная борьба.

В 1886 году на международный географический конгресс в Лондоне собралось целое сонмище ученых знаменитостей.

По приглашению сэра Генри Раулинсона - генерал-майора британской армии и председателя собрания - со всех концов мира съехались делегаты: убеленные сединами, плешивые географы, путешествовавшие вокруг света в просиженном кресле за письменным столом; морские офицеры - храбрые, скромные и вежливые; негоцианты2 и арматоры3, ищущие в географии свою корысть; профессора, умудренные знаниями и набитые терминами, как словари; и, наконец, загорелые исследователи, еще не оправившиеся от лихорадки и отвыкшие от фрака. Словом, конгресс как конгресс, не хуже и не лучше других. Спорили, говорили, читали рефераты и расходились до следующего заседания.

Подобные форумы сами по себе не имеют особого значения, зато общение ученых часто приводит к немаловажным событиям.

Именно так случилось и на этот раз.

Немецкий географ, из тех, что путешествуют, не выходя из кабинета, долго говорил о возможности проникновения на Северный полюс и надоел всем до смерти - его выступление было последним в этот день. После заседания сошлись вместе четверо ученых и обменялись дружескими рукопожатиями.

- Ну и уморил нас Эберман своими рассуждениями, - заметил по-французски один. - Не сердитесь, любезный Прегель, что я так отозвался о вашем соотечественнике.

- Вы не совсем справедливы, Серяков, - возразил с немецким акцентом Прегель. - Он сказал много дельного.

- А вы что думаете по этому поводу, господин де Амбрие? - не унимался Серяков, обращаясь к третьему ученому.

- В этих вопросах я не компетентен, - ответил тот.

- Вы дипломат... впрочем, нет: просто хотите сказать, что на вздор, который нес Эберман, можно ответить лишь презрительным молчанием.

- Серяков! - вскричал, покраснев от гнева, Прегель.

- Охота вам спорить, господа, - вступил в разговор четвертый ученый, старше остальных с виду. - Вы, верно, забыли, что я жду вас к себе на обед, причем изысканный, с шампанским.

- О, сэр Артур! Что за золотые слова! - вскричал неугомонный Серяков. Едемте же скорее! Никакие полярные ледники не заменят холодильник с шампанским!

Обед удался на славу, было выпито много вина, и все забыли об Эбермане. Но под конец обеда Серяков напомнил о нем.

- Знаете, Прегель, - сказал он; указывая на бокал с шампанским, - родина такого дивного вина может себе позволить не интересоваться арктическими экспедициями.

- Ах, Серяков, какой вы несносный! - по-отечески снисходительно перебил юношу сэр Артур Лесли. - Можно подумать, что наука вам безразлична, а ведь не так давно вы прославились как неустрашимый исследователь...

- Вы очень любезны, сэр Артур. Но меня возмутило, что Эберман в своем выступлении с таким пренебрежением говорил о Франции. В наш век железа и Тройственного союза4 модно на нее нападать, но я, русский, люблю эту страну и не терплю подобных высказываний.

Серяков говорил взволнованно, с лихорадочным блеском в глазах. Растроганный де Амбрие горячо пожал юноше руку.

- Я разделяю ваши симпатии к Франции, мой молодой друг, - сказал сэр Артур. - Не горячитесь. Как-никак нужно быть выше мелочных обид и уметь, спокойно выслушав оппонента, открыто высказать свое мнение.

- Действительно, - заметил сдержанный до того де Амбре, - можно многое сказать, если ни у кого нет оскорбительных намерений.

- Дорогой мой, я знаю вас как пылкого патриота и ни в малейшей степени не хотел бы оскорбить.

- Но я вовсе не являюсь одним из тех обидчивых шовинистов, которые не выносят никаких замечаний. Мой патриотизм не слеп, и я уверен, что мнение о моей стране, высказанное таким человеком, как вы, будет беспристрастным. Говорите же, прошу вас.

- Ну что ж, охотно поделюсь с вами своими соображениями. Я с удовольствием отмечаю, что почти целый век, а точнее с тысяча семьсот шестьдесят шестого по тысяча восемьсот сороковой год, Франция намного превосходила другие страны, включая и Англию, числом и результатами морских экспедиций, предпринятых в поисках новых земель. Я с восхищением вспоминаю Бугенвиля5, Лапласа6, Вейяна и многих других, чьи громкие имена занимают достойное место в истории географии. Но не кажется ли вам, что ваша страна вот уже полвека сдает завоеванные позиции?

- Почему вы делаете такой вывод, сэр Артур?

- На мой взгляд, несмотря на некоторые неточности и недопустимый тон, герр Эберман не слишком погрешил против истины.

- Но вы ошибаетесь, - с живостью возразил де Абмрие, - думаю, что несколько имен наших современных путешественников, выбранных наугад, убедят вас в обратном. Вот взять хотя бы маркиза де Компьеня, Жана Дерюи, Крево, Туара, Кудро, которые путешествовали, кстати, на свои собственные, крайне скудные средства.

- Как раз об этом и хотелось сказать. Я считаю достойной порицания позицию вашего в общем-то богатого правительства, которое отказывается субсидировать научные исследования. Меня возмущает также безразличие граждан, которые, имея значительные состояния, предпочитают тупо копить деньги, а не жертвовать своим толстым кошельком для славного дела. Эгоистичная французская бережливость, доходящая до скаредности, послужила причиной бедственного положения Гюстава Ламбера, в то время как у нас в Америке практически любой миллионер считает своим долгом давать деньги на исследования. Найдите-ка мне у вас, дорогой коллега, таких меценатов, как Томас Смит, который полностью покрыл расходы на экспедицию Баффина, или как Буз, который истратил на путешествия восемнадцать тысяч ливров, то есть четыреста пятьдесят тысяч франков7! А американец Генри Гриннель, который финансировал доктора Кэна, а Оскар Диксон, снарядивший целых шесть экспедиций! Да всех и не перечислишь... Когда же бездействовали миллионеры и государство, свою скромную лепту на благо науки вносили простые граждане. У нас, например, была проведена общенациональная подписка, которая позволила капитану Галю построить "Полярис", а лейтенанту Грили - достичь восемьдесят третьего градуса двадцати трех минут северной широты. Итак, дорогой де Амбрие, что вы можете ответить на это?

- Действительно, - добавил Прегель, - отвага и бескорыстие французских исследователей, сильно стесненных в средствах, как вы, сэр Артур, справедливо заметили, достойны похвалы. Я ничуть не хочу умалить их выдающиеся способности и отвагу, но мне кажется, что французы таят злобу на нас - немцев.

- Но ведь Германия воевала против Франции, - вступил в разговор Серяков, дуэль между нациями что дуэль между джентльменами.

- Что же может быть благороднее? - спросил Прегель.

- Да, но что вы скажете о джентльмене, который, одержав победу, станет требовать выкуп с побежденного противника и украдет у него часы или бумажник? Вы, я, сэр Артур, де Амбрие, да любой порядочный человек наконец, сказали бы, что это... Эх, черт, я не знаю достаточно сильного немецкого эквивалента, чтобы выразить мои чувства, и передать, как вела себя Германия по отношению к Франции. Ведь Эльзас и Лотарингия стоят слишком дорого.

- Серяков!

- А, дорогой коллега, опять вы выкрикиваете мою фамилию, причем довольно странным образом. Мне это напоминает чиханье кошки, у которой кость застряла в горле. Если то, что я говорю, вам неприятно, скажите мне об этом.

Очень бледный, но сдержанный и спокойный, Прегель приготовился дать отпор.

Сэр Артур Лесли, как истинный англичанин - великий любитель спортивных состязаний, сразу почуял интересный поединок и не собирался прилагать ни малейших усилий, чтобы предотвратить назревающую ссору. К тому же достойный джентльмен был немного пьян и вид гостей, нападавших друг на друга, развеселил его. Верный политике своей страны, всегда заставлявший драться других, на выгоду или в удовольствие себе, он был уверен, что в спор вмешается француз. Так и случилось.

- Господа, - сказал де Амбрие. медленно выпрямляясь во весь свой гигантский рост, - позвольте мне примирить вас и взять на себя ответственность за то, что здесь происходит, поскольку я нечаянно явился причиной этого спора.

Прегель и Серяков запротестовали и хотели прервать его.

- Прошу, господа, выслушать меня. Вы скажете свое мнение потом и поступите так, как подскажет здравый смысл. Если Франция достаточно богата, чтобы заплатить за свою славу, она не менее богата, чтобы заплатить за поражение. Без единого упрека она уплатила миллиардные долги, и горестные дни поражения остались бы лишь в воспоминаниях, если бы у нее не отняли Эльзас и Лотарингию.

Вы, англичане, и вы, русские, разве затаили злобу на Францию за ее победы, и разве она ненавидит вас за свои поражения? Ничего подобного! А вот немцы не перестают удивляться, как это после того, как они принесли Франции столько страданий и отняли принадлежащие ей земли, она еще помнит о своем горе и не хочет простить их. Видя этот безжалостно содранный лоскут кожи, эту постоянно кровоточащую рану, вы, немцы, говорите себе: "Это неслыханно! Нас не любят во Франции, там все время думают о реванше".

Поставьте себя на мое место, господин Прегель, и скажите мне, что бы вы подумали о нас, если бы вы с радостным сердцем приняли позорные условия, навязанные вашими полномочными представителями. Не просите же нашей дружбы, потому что эта дружба будет абсурдной. Не просите нас забыть о поражении, ведь это было бы кощунством.

Теперь вы понимаете, что прежде чем думать об излишествах, мы должны позаботиться о самом необходимом. Излишества для нас - это слава, принесенная рискованными экспедициями, от которых мы теперь вынуждены отказаться, к великому сожалению вашего соотечественника герра Эбериана, а необходимое - это забота о нашей безопасности.