МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ
1974
Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов
Оформление В. Терещенко
Н. КОРОТЕЕВ
КАПКАН УДАЧИ[1]
Повесть
1
Вертолет шел на высоте двухсот пятидесяти метров. Устроившись меж летчиком и штурманом, участковый инспектор старший лейтенант Малинка глядел на землю сквозь остекление пилотской кабины. Рослому, худощавому инспектору давно стало неудобно сидеть на корточках. Ныли ноги и согнутая спина, но Пионеру Георгиевичу было не до себя.
Внизу текла вспученная от темной воды река. Наступило второе предосеннее северное половодье, когда от тридцатиградусной жары начала сочиться укрывшаяся подо мхом и скудной почвой вечная мерзлота. Паводок бурлил куда резвее весеннего. Река подтопила русло, а из каждого распадка, ключа и ключика в нее стремились рыжие от ила и размытого дерна потоки. Молчаливые от полноводья и напористые, они легко тащили подточенные и сваленные деревца, деревья. Выворотим эти плыли корневищами вперед и походили на жутких уродцев.
Стремнина реки маялась в своем каменном ложе от одного отбойного берега к другому, будто в горячке, вскипая грязной пеной, растекаясь пролысинами водоверти над скалистыми завалами подтопленных перекатов, а во вновь явившихся заводях медлительно кружились водовороты. В них пена, сучья и мох образовывали скопления, напоминающие различные галактики, фотографии которых в ж риалах очень любил рассматривать Малинка.
Только теперь Пионеру Георгиевичу было не до «галактик», вращавшихся в заводях. Произошло нечто несообразное, непонятное. Впрочем, два года жизни в алмазном краю, тишайших и спокойнейших, совсем не расхолодили его. Наоборот, по долголетнему опыту он знал, что чем дольше тянется подобное спокойствие, тем неожиданней и коварней может быть происшествие. Бывало такое. И сейчас, задним числом, он как бы припоминал, что последнее время его душу тревожило странное беспричинное беспокойство. Возможно, конечно, и не существовало его, в сердце таилось обычное глухое напряженное ожидание, свойственное часовому на посту, но теперь услужливое воображение подсказывало: не ожидание вероятного и возможного то было, а именно предчувствие — вот-вот что-то произойдет.
Машина шла точно над руслом, не срезая углов. На одном из поворотов инспектору показалось, он заметил меж шиверами плотик. Малинка даже руку протянул к локтю пилота, но, разглядев, что он обманулся, стал еще пристальней смотреть вдаль. Летчик тоже увидел странное скопление бревен и, тронув старшего лейтенанта за плечо, указал вниз пальцем.
Инспектор поднял глаза, встретился взглядом с пилотом и помотал головой. Летчик понял его, ответил кивком. Тут штурман, сидевший рядом, сунул под нос Малинке планшет с картой и застучал пальцем по целлофану сначала в одном месте, потом чуть выше. На карте в том месте поперек сизой вены — реки — была проведена жирная черта, обозначавшая порог. Штурман снова ткнул пальцем немного ниже и опять в черту, затем показал растопыренную пятерню.
«Пятьдесят километров осталось до порога, — понял Малинка. — До порога, который едва ли перекрывает даже темная вода. Если мы не обнаружим плот и на нем Попова, то за порогом найдем, пожалуй, лишь его труп… Совсем плохо!
Впрочем, что мешает Сашке Попову пристать к берегу, разобрать плот, пустить бревнышки по течению, а самому податься в тайгу. Да, но чтобы так поступить, надо иметь очень веские основания. Больше того — преступные причины. Попов, удравший на плоту, уж скоро год как живет в этих местах, знает: в редкостойной лиственничной тайге, почти голой тундре, укрыться невозможно. В пен не то что человека — консервную банку разыскать можно. Если понадобится, конечно. Так почему же он, совершив что-то, драпанул без оглядки? А коли ничего за ним нет, чего бежать? Да еще так… опрометчиво…»
Штурман теперь показывал часы и провел пальцем по четверти циферблата.
«Пятнадцать минут лету…» — закивал инспектор.
Они по-прежнему шли на высоте двухсот пятидесяти метров, надеясь: коли Попов бросил плот и ушел в тайгу, то, может быть, удастся приметить дымок костра. Хотя каждый сознавал: надежда эта призрачна, но и ее не стоило сметать со счета.
Если бы они знали, что, собственно, произошло! Но узнать обо всем инспектор мог лишь у Попова. Пока было ясно: не напрасна тревога. Раз один из неразлучников вдруг бежит куда-то сломя голову, бросив товарища, — произошло нечто серьезное. Мало ли бывает несчастных случаев на охоте? Однако в двадцатилетней милицейской практике Малинки не находилось происшествия, когда друг оставил бы друга в нечаянной беде.
То-то и оно — в «нечаянной беде»!
Всего четверть часа могли они потратить на осмотр с вертолета местности выше парома. Друга Попова, тоже бульдозериста и шофера Лазарева, ни живого, ни мертвого они не нашли. А Попова, миновавшего паромную переправу двенадцать часов назад, упускать никак нельзя. Что приключилось с Лазаревым, неизвестно. Но Попов-то жив-здоров. Его и надо догнать.
Хорошо еще, паромщик, знавший Попова, догадался позвонить Малинке. Пионер Георгиевич сразу почувствовал: «беспокоят», как выразился паромщик, его, инспектора, неспроста. «Беспокоили» его происшествия на участке вообще чрезвычайно редко. Даже реже, чем следовало, предпочитая применять к мелким нарушителям не закон, а обычное право. Но коли «беспокоили», то, значит, это совершенно необходимо.
После позднего звонка паромщика инспектор оседлал мотоцикл и почти всю ночь провел в седле.
На полпути, там, где линия электропередачи отходила от дороги и шла прямиком, Малинка издалека услышал долгие надрывные сигналы автомашины. Потом они прекратились, и вскоре навстречу инспекторскому мотоциклу из-за крутого поворота выехал грузовик. Пионер Георгиевич поднял руку в краге, прося остановиться, притормозил сам.
Зашипев воздушными тормозами, «ЗИЛ» замер как вкопанный. Долговязый, под рост Малинки, шофер привычно выскочил из кабины и подошел к инспектору.
— Что случилось? — спросил Пионер Георгиевич. — Али аккумуляторов не жаль? Поди, всех медведей пораспугал.
— Эта живность давно распугана, начальник. А меня ребята тут обещали ждать. Я с час проваландался, только не дождался. Наверное, раньше уехали с кем-нибудь. Им же сегодня с вечера на смену.
— Паромщик вам ничего не говорил?
— Да ну его, Пионер Георгиевич! — Шофер махнул рукой. — Вы про то, что Сашка удрал по реке? Как пить дать, обознался паромщик. Не может того быть, чтоб Попов бросил Трофима, чего бы там ни вышло. Неразлучники ж они! Сами знаете.
— Значит, ты отвозил их на половинку?
— А кто же? Я отвез, я и ждал.
— С ружьями они были?
— С ружьями.
— А в какую сторону пошли? Вправо, влево?
— Не знаю.
— Как же так? Привез — и не знаешь? Они спрыгнули, а ты — газу? Припомнишь, может?
— Когда сошли, так стояли на правой обочине. Я вышел. Закурил. Спросил еще: куда, мол, глухарей бить пойдете? Сашка посмеялся: мол, место выведать хочешь. Вы же его знаете: одно слово — Лисий хвост. У него никогда не поймешь, то ли шутит, то ли всерьез говорит.
— Погоди-погоди, Потапов…
— Гожу, начальник.
— Что ж, пьян, по-твоему, паромщик?
— Назарыч-то?
— Назарыч.
— Не принюхивался.
— Чего ж не веришь?
— Быть того не может, Пионер Георгиевич.
— Почему это Назарычу нельзя верить?
— Да говорю же я — не может быть, чтоб Сашка куда-то один удрал. Ну, если и удрал, так где Трофим? Он бы пришел на дорогу. Ведь условились? Условились. Часы у Лазарева сломались? Ерунда получается.
— Может, и сломались…
Шофер рассмеялся:
— За час, пока ждал их, я все передумал. Либо уехали, либо задержались. А вернее верного — спят, поди, давно в своих постелях. Тайгу вы лучше меня знаете, товарищ старший лейтенант. Тут уговор дороже денег.
«Про уговор ты, Потапов, правильно сказал, — подумал инспектор. — И хотелось бы мне, чтоб ребята спали в своих постелях. Только нет их в постелях-то. И по дороге мне машин не попадалось». А вслух Малинка заметил:
— Ты, видно, считаешь, что ночные прогулки мне полезны?
— На драндулете-то?
— Угу…
— Кхм… — этим звуком Потапов выразил искреннейшее сомнение.
— То-то и оно.
— Плохо дело… получается… — пробормотал шофер.
— Потапов, ты по дороге туда говорил Назарычу о Лазареве и Попове?
— Они… Нет, это Лазарев мне сказал, будто они зайдут к Назарычу. Если же их не будет на переправе, значит, встретят меня на половинке.
— Так и сказали?
— Лазарев сказал. Точно. Попов молчал. Даже отвернулся. Словно это не касалось его.
— Ты поточнее постарайся припомнить. Дело важное, — настойчиво попросил инспектор.
— Точнее быть не может.
— Почему же не упомянул сначала?
— Так чепуха же, Пионер Георгиевич.
— Ты в поселке не трепись… для ясности. Молчи — и все. Понял?
— Ну что вы, Пионер Геор…
— Слово дай.
— Зачем вы так?
— Дай слово, Потапов. — Слово, инспектор.
— Комсомольское?
— Комсомольское, Пионер Георгиевич.
— Бывай. — Малинка тронул мотоцикл.