Грешнов Михаил
Лебеди с Бетельгейзе
Михаил Николаевич Грешнов
ЛЕБЕДИ С БЕТЕЛЬГЕЙЗЕ
Горный снег бел и певуч, на поворотах парусом встает за спиной. Слалом - спорт мужественных. Красивый спорт!
- Григори-ий! - Инна проскакивает мимо как ветер.
Григорий поворачивает ей вслед. Прямо перед ним башни обсерватории, река Хан-Гулак, долина, зажатая крутыми горами. Дальше - ночь, с востока идущая по вершинам. Ночь приходит в горы неравномерно: в долине сгущает сумерки, из ущелий поднимается черная, как вороново крыло.
- Григори-ий! - Инна останавливается на полпути.
Инна - младший сотрудник обсерватории, словенка из Братиславы. В Хан-Гулаке на практике. Признает только имя Григория и не хочет выговаривать - Константинович. Так ей нравится. Так короче, говорит она, и лучше.
Григории задерживается с ней рядом. Инна смеется. Поднимает туристский "Блиц". Снежинки у нее на плечах, на шапочке розовые... Хочется потрогать их - теплые?.. Но Григорий не осмеливается это сделать. Берет из ее рук аппарат, уходит на лыжах вниз.
Оборачивается: Инна летит как на крыльях. В небе над ней огромный розовый зонт. Это Багира, семитысячник Западного хребта. Висит над долиной как мазок акварели. Григорий настраивает светофильтр.
- Не надо! - Инна на бегу прикрывает лицо рукой. Но "Блиц" уже щелкнул.
- Зачем вы?.. - Глаза у Инны большущие, синие. Дальше они идут рядом, Григорий и практикантка. На небе зажигаются звезды, тоже теплые, в бархатной синеве.
- Звезды - как люди, - говорит Инна. - Только живут не по-нашему долго...
Григорий не отвечает девушке. Смотрит на нее сбоку: Инна красива.
В поселке, у ступеней обсерватории, Инна спрашивает:
- Вы верите в лебедей?
Григорий застигнут врасплох. Сказка о лебедях родилась здесь, в Хан-Гулаке. Кажется, стоила жизни директору обсерватории Фирсову, Павлу Васильевичу. Из-за этого Григорий приехал сюда. "Разберитесь..." - сказали ему в Москве. Но Григорий не успел разобраться. Комета Плея, которую он исследовал, все еще держит его в руках, книга о ней не закончена.
- А вы верите? - спрашивает он Инну.
- Верю.
В Хан-Гулаке Инна четыре месяца. Григорий и того меньше два. И кажется, любит ее.
В кабинете Григорий садится за письменный стол. Сегодня он свободен от вахты. У главного телескопа Гуранов. По праву директором обсерватории быть Гуранову, а не ему, Григорию Слегу. Но все сложилось иначе.
Из Бюракана, где Григорий работал руководителем группы, его вызвали в академию в январе. Москва встретила Григория вьюгами и плоским холодным солнцем, которое он не любил. Москву Григорий не любил тоже: здесь началась и здесь кончилась его жизнь с Элиной. Прожили они меньше двух лет, и их ничто не связало. Элина любила театр, кинофестивали - могла высидеть на шести сеансах подряд... Сейчас Элина с артистом кино. И как ни огромна Москва, пока Григорий был в городе, он постоянно ежился: не встретить бы их, вдвоем.
Элину Григорий не встретил, а в академии у него был разговор:
- Погиб директор Хан-Гулакской обсерватории.
- Павел Васильевич?.. - Григорий знал Фирсова. - Отчего?
- Никто толком не знает. Фотографировал чистое небо. Последним его словом было - лебеди.
- Лебеди?.. - Григорию только и оставалось, что задавать вопросы.
- Это и удивительно. Поезжайте директором в Хан-Гулак.
- Но там Гуранов!
- Гуранов не верит в лебедей.
- Кто-нибудь верит?
Впечатление от разговора складывалось такое, что в лебедей верят в Москве.
- Поезжайте. Разберитесь на месте.
В Хан-Гулаке Григория встретила тишина. И растерянность в обсерватории. Сотрудники были подавлены трагическим случаем. Гуранов отмалчивался. На прямой вопрос о лебедях, помянутых Павлом Васильевичем, глядя из-подо лба, сказал:
- Утопия...
Инна долго молчала и только на нетерпеливое Григория: "Будет ли кто-нибудь говорить в обсерватории?" - ответила:
- Думаю, это правда.
- Павел Васильевич прав?
- Думаю, - повторила девушка. - Но я ничего не знаю.
Архивом Павла Васильевича Григорий занимается второй месяц, не отрываясь, однако, от своей книги. С Инной его сблизили слалом, прогулки в горы. Григорий ждал, что она заговорит о лебедях, но Инна молчала и только сегодня неожиданно спросила, верит ли он в лебедей. Отчего ему верить? Никаких доказательств нет.
И не будет. Он приехал ловить Синюю птицу. Хороша романтика в двадцать лет для младшего сотрудника Инны Гранек. А здесь нужен следователь. Или психолог. Почему погиб Павел Васильевич? В душевную болезнь Фирсова - в обсерватории был и такой разговор - Григорий не верит. Но фотографировать чистое небо!..
Разгадать тайну не под силу Григорию. Надо было отказаться от поездки. В Бюракане у Григория хорошая работа, друзья. А здесь - молчальники: Сергеев, брат и сестра Сурковы - все ходят набравши в рот воды.
Григорий вынимает нижний ящик стола: последнее, что осталось еще не просмотренным из архива Павла Васильевича. Здесь письма...
В Хан-Гулаке Григорий чувствует себя неуютно. Вроде бы не у дел.
И он недоволен собой, Хан-Гулаком. Недоволен, что приходится разбирать бумаги, касаться жизни, бывшей далеко от него и угасшей трагически. Не ему совать нос в эти дела. И в обсерваторию - тоже.
Одно к другому Григорий откладывает чужие письма: из Москвы, Пулкова, Варшавы и Лондона. Вся жизнь Павла Васильевича - в астрономии: письма из академий, обсерваторий. Вот письмо из Японии... Вот чистый конверт. В нем тоже письмо. Заметки, написанные карандашом... Григорий разглаживает листки, но глаза его уже прикованы к строчкам: "Лебеди появились вместе с кометой Плея..." Лебеди!.. Григорий придерживает листки, словно боится, что они улетят.
- Можно войти?
Это Инна. Она несколько раз повторяет:
- Можно войти, Григорий?..
- Входите! - кричит он, опомнившись.
Прежде Инна не приходила без вызова. Но Григорию некогда удивляться.
Инна нерешительно остановилась у двери. Хочет чтото сказать? Что? Спрашивать Григорию неудобно. И некогда: позади нее лаборант Сергеев - принес проявленную фотографию, еще влажную.
- Что вы сняли, Григорий Константинович? - спрашивает он. - Ножницы?..
Инна берет фотографию из его рук. Секунду рассматривает ее, рвет на клочки.
- Не надо было фотографировать, - говорит она.
Григорий смотрит на все это из-за стола. Он еще придерживает листки, исписанные карандашом. Но успевает заметить: Инны на фотографии не было. Что-то другое блеснуло на влажном картоне. Два косо поставленных паруса?.. Чепуха какая-то - паруса!
Записки ученого Григорий и Инна читают вместе.
"Ночь на пятое декабря, - рассказывал Павел Васильевич, выдалась ясная, с крупными звездами. Установив телескоп на переменную близ Капеллы Возничего, я вышел на башню обсерватории. Острый месяц опускался к горам, коснулся Багиры. Тень упала на левый, на правый берег реки, залила астрономический городок. Остались только звезды на небосводе. Да ветер: погода менялась. Я хотел уже возвращаться вниз, как вдруг увидел на снегу искры, вернее, звезды. Они шевелились, мерцали так же, как на небе. Я встряхнул головой: какие звезды могут быть на земле?.. Глядел и не мог разобраться в своих ощущениях: кажется, испугался. Потом кинулся вниз. Спускаясь по лестнице, поминутно оглядывался. Звезды дрожали и шевелились.
С террасы я еще видел их, но когда спустился на землю, звезды от меня заслонил пригорок. Я побежал через поле, поднялся на пригорок. Россыпь звезд была здесь - под ногами. И здесь был ветер - начинался буран.
И тут я услышал голос:
- Не подходи, человек...
От неосторожного движения я сполз по откосу на беpeг.
- Ты сломаешь мне крылья! - сказал тот же голос.
У меня зашевелились под шапкой волосы. Я видел обрыв, заснеженную реку, но звезд, которые только что были, не стало. Голос сказал:
- Не бойся меня. Я погибаю.
Тогда я спросил, почти крикнул:
- Кто ты?..
Прошла пауза, показавшаяся мне вечностью, прежде чем я услышал:
- Невидимый...
- Здесь были звезды, - сказал я невпопад. - Где они?
- Отражение звезд у меня на крыльях, - последовал ответ. - Ты их не видишь снизу.
Надо мной, кроме неба и ветра, ничего не было.
- Протяни руку.
Я протянул руку. Ощутил что-то легкое, податливое.
- Вот ты какой... человек, - сказал голос.
- Откуда ты? - спросил я, ошеломленный.
- У звезды Бетельгейзе семнадцать планет. Я оттуда.
- Почему ты знаешь названия звезд? Их придумали люди!..
- Мы знаем все, - ответил Невидимый.
Можно было подумать о мистификации. Но я поверил в планету звезды Бетельгейзе.
- Мы знаем, - продолжал голос, - языки далеких цивилизаций, судьбы галактик. Знаем прошлое и можем предвидеть будущее. Ветер убьет меня...
- Как вы попали к нам? - Он все говорил "мы".
- С кометой Плея.
В ущельях выла, металась буря.
- Это конец, - сказал Невидимый. - Я не успел трансформироваться. Я стар. Молодые трансформируются мгновенно...
- Чем помочь тебе?
- Возьми пластинку, - в руках у меня оказался продолговатый предмет. - Из нее ты узнаешь все. Она тоже невидимая и тоже, как я, исчезнет. Ничего нет постоянного. Ты ничем не поможешь мне. Прощай.
Снежный шквал обрушился на долину, ветер отодвигал от меня Невидимого.
- Как твое имя?
- Орос.
- Ты не один? Кто еще?.. - Я задыхался, снег лепил мне в лицо. Но ответ я расслышал:
- Илу...
Пластинка была теплой, в ней шли химические или атомные процессы, и абсолютно прозрачной. Держишь в руках - видны ладони, морщинки на сгибах пальцев. Наверно, легко было потерять ее, и, чтобы этого не случилось, я завернул ее в полотенце. Остановил телескоп, выключил приборы в обсерватории, поднялся к себе в комнату. Но как ни вертел пластинку, как ни пытался заглянуть в середину через плоскости, ребра, ничего различить не мог. Это было невидимое ничто, загадка. Орос предупреждал, что пластинка исчезнет. Может быть, она таяла в руках как сухой лед?.. Тут же я успокаивал себя: способ понять, что скрыто в пластинке, несомненно, прост. Иначе Невидимый не дал бы мне ее. Но как найти этот способ? Я опять принимался вертеть пластинку, вглядываться в нее. Тщетно! Сел в кресло к столу, зажал пластинку в руках. Настенные часы отбивали секунды. Пластинка грела мне руки, я задремал.