Рэй Бредбери
Кошки-мышки
В первый же вечер любовались фейерверком – пожалуй, эта пальба могла бы и напугать, напомнить вспышки не столь безобидные, но уж очень красивое оказалось зрелище – огненные ракеты взмывали в древнее ласковое небо Мексики и рассыпались ослепительно белыми и голубыми звездами. И все было чудесно, в воздухе смешалось дыхание жизни и смерти, запах дождя и пыли, из церкви тянуло ладаном, от эстрады – медью духового оркестра, выводившего протяжную трепетную мелодию "Голубки". Церковные двери распахнуты настежь, и казалось, внутри пылают по стенам гигантские золотые созвездия, упавшие с октябрьских небес: ярко горели и курились тысячи и тысячи свечей. Над площадью, выложенной прохладными каменными плитами, опять и опять вспыхивал фейерверк, раз от разу удивительней, словно пробегали невиданные кометы-канатоходцы, ударялись о глинобитные стены кафе, взлетали на огненных нитях выше колокольни, где мелькали босые мальчишечьи ноги – мальчишки подскакивали, приплясывали и без устали раскачивали исполинские колокола, и все окрест гудело и звенело. По площади метался огненный бык, преследуя смеющихся взрослых и радостно визжащих детишек.
– Тысяча девятьсот тридцать восьмой, – с улыбкой сказал Уильям Трейвис. – Хороший год.
Они с женой стояли чуть в сторонке, не смешиваясь с крикливой, шумной толпой.
Бык внезапно кинулся прямо на них. Схватившись за руки, низко пригнувшись, они с хохотом побежали прочь мимо церкви и эстрады, среди оглушительной музыки, шума и гама, под огненным дождем, под яркими звездами. Бык промчался мимо – хитроумное сооружение из бамбука, брызжущее пороховыми искрами, его легко нес на плечах быстроногий мексиканец.
– Никогда в жизни так не веселилась! – Сьюзен Трейвис остановилась перевести дух.
– Изумительно, – сказал Уильям.
– Это будет долго-долго, правда?
– Всю ночь.
– Нет, я про наше путешествие.
Уильям сдвинул брови и похлопал себя по нагрудному карману.
– Аккредитивов у меня хватит на всю жизнь. Знай развлекайся. Ни о чем не думай. Им нас не найти.
– Никогда?
– Никогда.
Теперь кто-то, забравшись на гремящую звоном колокольню, пускал огромные шутихи, они шипели и дымили, толпа внизу пугливо шарахалась, шутихи с оглушительным треском рвались под ногами танцующих. Пахло жаренными в масле маисовыми лепешками так, что слюнки текли; в переполненных кафе люди, сидя за столиками, поглядывали на улицу, в смуглых руках пенились кружки пива.
Быку пришел конец. Огонь в бамбуковых трубках иссяк, и он испустил дух. Мексиканец снял с плеч легкий каркас. Его тучей облепили мальчишки, каждому хотелось потрогать великолепную голову из папье-маше и самые настоящие рога.
– Пойдем посмотрим быка, – сказал Уильям.
Они проходили мимо входа в кафе, и тут Сьюзен увидела – на них смотрит тот человек, белокожий человек в белоснежном костюме, в голубой рубашке с голубым галстуком, лицо худощавое, загорелое. Волосы у него прямые, светлые, глаза голубые, и он в упор смотрит на них с Уильямом.
Она бы его и не заметила, если б у его локтя не выстроилась целая батарея бутылок: пузатая бутылка мятного ликера, прозрачная бутылка вермута, графинчик коньяку и еще семь штук разных напитков, и под рукой – десяток неполных рюмок; неотрывно глядя на улицу, он потягивал то из одной рюмки, то из другой, порою жмурился от удовольствия и, смакуя, плотно сжимал тонкие губы. В другой руке у него дымилась гаванская сигара, и рядом на стуле лежали десятка два пачек турецких сигарет, шесть ящиков сигар и несколько флаконов одеколона.
– Билл… – шепнула Сьюзен.
– Спокойно, – сказал муж. – Это не то.
– Я видела его утром на площади.
– Идем, не оглядывайся. Давай осматривать быка. Вот так, теперь спрашивай.
– По-твоему, он Сыщик?
– Они не могли нас выследить!
– А вдруг?
– Отличный бык! – сказал Уильям владельцу сооружения из папье-маше.
– Неужели он гнался за нами по пятам через двести лет?
– Осторожней, ради бога, – сказал Уильям.
Сьюзен пошатнулась. Он крепко сжал ее локоть и повел прочь.
– Держись. – Он улыбнулся: нельзя привлекать внимание. – Сейчас тебе станет лучше. Давай пойдем туда, в кафе, и выпьем у него перед носом, тогда, если он и правда то, что мы думаем, он ничего не заподозрит.
– Нет, не могу.
– Надо. Идем. Вот я и говорю Давиду – что за чепуха! – Последние слова он произнес в полный голос, когда они уже поднимались на веранду кафе.
"Мы здесь, – думала Сьюзен. – Кто мы? Куда идем? Чего боимся? Начнем с самого начала, – говорила она себе, ступая по глинобитному полу. – Только бы не потерять рассудок.
Меня зовут Энн Кристен, моего мужа – Роджер. Мы из две тысячи сто пятьдесят пятого года. Мы жили в страшном мире. Он был точно огромный черный корабль, он покинул берега разума и цивилизации и мчался во тьму, трубя в черный рог, и уносил с собою два миллиарда людей, не спрашивая, хотят они этого или нет, к гибели, за грань суши и моря, в пропасть радиоактивного пламени и безумия".
Они вошли в кафе. Тот человек не сводил с них глаз.
Где-то зазвонил телефон.
Сьюзен вздрогнула. Ей вспомнилось, как звонил телефон в Будущем, через двести лет, в голубое апрельское утро 2155 года, и она сняла трубку.
– Энн, это я, Рене! – раздалось тогда в трубке. – Слыхала?
Про Бюро путешествий во времени слыхала? Можно ехать, куда хочешь – в Рим за двести лет до Рождества Христова, к Наполеону под Ватерлоо, в любой век и в любое место!
– Ты шутишь, Рене.
– И не думаю. Клинтон Смит сегодня утром отправился в Филадельфию, в тысяча семьсот семьдесят шестой. Это Бюро все может. Деньги, конечно, бешеные. Но ты только подумай – увидать своими глазами пожар Рима! И Кублай-хана, и Моисея, и Красное море! Проверь почту, наверно, и тебе уже прислали рекламу.
Она открыла пневматичку и вынула рекламное объявление на тонком листе фольги:
РИМ И СЕМЕЙСТВО БОРДЖИА!
БРАТЬЯ РАЙТ НА "КИТТИ ХОК"!
Бюро путешествий во времени обеспечит вас костюмами любой эпохи, перенесет в толпу очевидцев убийства Линкольна или Цезаря! Мы обучим вас любому языку, и вы легко освоитесь в какой угодно стране, в каком угодно году. Латынь, греческий, разговорный древнеамериканский – на выбор. Путешествие во времени – лучший отдых!
В трубке все еще жужжал голос Рене:
– Мы с Томом завтра отправляемся в тысяча четыреста девяносто второй. Ему обещали место на корабле Колумба. Изумительно, правда?
– Да, – пробормотала ошеломленная Энн. – А правительство как относится к этому Бюро с Машиной времени?
– Ну, полиция за ними присматривает. А то люди станут удирать от воинской повинности в Прошлое. На время поездки каждый обязан передать властям свой дом и все имущество в залог, что вернется. Не забудь, у нас война.
– Да, конечно, – повторила Энн. – Война.
Она стояла с телефонной трубкой в руках и думала: "Вот он, счастливый случай, о котором мы с мужем говорили и мечтали столько лет! Нам совсем не нравится, как устроен мир в две тысячи сто пятьдесят пятом. Ему опостылело делать бомбы на заводе, мне – разводить в лаборатории смертоносных микробов, мы бы рады бежать от всего этого. Может быть, вот так нам удастся ускользнуть в глубь веков, в дебри прошлых лет, там нас никогда не разыщут, не вернут в этот мир, где жгут наши книги, обыскивают мысли, держат нас в вечном испепеляющем страхе, командуют каждым нашим шагом, орут на нас по радио…"
Они были в Мексике в 1938 году. Сьюзен смотрела на размалеванную стену кафе. Тем, кто хорошо работал на Государство Будущего, разрешалось во время отпуска развеяться и отдохнуть в Прошлом. И вот они с мужем отправились в 1938 год, сняли комнату в Нью-Йорке, походили по театрам, полюбовались на зеленую статую Свободы, которая все еще стояла в порту. А на третий день переменили одежду и имена и сбежали в Мексику!
– Конечно, это он, – прошептала Сьюзен, глядя на незнакомца за столиком. – Смотри, сигареты, сигары, бутылки. Они выдают его с головой. Помнишь наш первый вечер в Прошлом?
Месяц назад, перед тем как удрать, они провели свой первый вечер в Нью-Йорке, смаковали странные напитки, наслаждались непривычными яствами, накупили уйму духов, перепробовали десятки марок сигарет – ведь в Будущем почти ничего нет, там все пожирает война. И они делали глупость за глупостью, бегали по магазинам, барам, табачным лавчонкам и возвращались к себе в номер в блаженном одурении, еле живые.
И этот незнакомец ведет себя ничуть не умнее, так может поступать только человек из Будущего, за долгие годы стосковавшийся по вину и табаку.
Сьюзен и Уильям сели за столик и спросили вина.
Незнакомец так и сверлил их взглядом: как они одеты, как причесаны, какие на них драгоценности, изучал походку и движения.
– Сиди спокойно, – одними губами шепнул Уильям. – Держись так, будто ты в этом платье и родилась.
– Напрасно мы все это затеяли.
– О Господи, – сказал Уильям, – он идет сюда. Ты молчи, я сам с ним поговорю.
Незнакомец подошел и поклонился. Чуть слышно щелкнули каблуки. Сьюзен окаменела. Ох уж это истинно солдатское щелканье, его ни с чем не спутаешь, как и резкий, ненавистный стук в дверь среди ночи.
– Мистер Роджер Кристен, – сказал незнакомец, – вы не подтянули брюки, когда садились.
Уильям похолодел. Опустил глаза – руки его лежали на коленях, как ни в чем не бывало. У Сьюзен неистово колотилось сердце.
– Вы обознались, – поспешно сказал Уильям. – Моя фамилия не Крислер.
– Кристен, – поправил незнакомец.
– Меня зовут Уильям Трейвис. И я не понимаю, какое вам дело до моих брюк.
– Виноват. – Незнакомец придвинул себе стул. – Скажем так: я вас узнал именно потому, что вы НЕ подтянули брюки. А все подтягивают. Если не подтягивать, они быстро вздуваются на коленях пузырями. Я заехал очень далеко от дома, мистер… Трейвис, и ищу, кто бы составил мне компанию. Моя фамилия Симс.
