Рэй Бредбери
Возвращение
– Идут! – сказала Сеси, неподвижно лежа на постели.
– Где же они? – завопил Тимоти, появляясь в дверях.
– Кто – где. Одни – над Европой, другие – летят над Азией, третьи – еще над Островами, а кто-то над Южной Америкой, – не открывая глаз, ответила Сеси, чуть дрогнув длинными, пушистыми ресницами.
Скрипнув половицей, Тимоти сделал осторожный шаг к постели.
– А КТО они?
– Дядюшка Эйнар, дядюшка Фрай с кузеном Уильямом, Фрульда и Хельгар с тетей Морганой, кузен Вивьен и дядюшка Иоганн.
– Они высоко в небе? – не справившись с волнением, взвизгнул Тимоти, восторженно поблескивая серыми глазенками. В минуты восторга он выглядел младше своих четырнадцати лет.
Дом, погруженный в темноту, чуть подрагивал под порывами усиливающегося ветра. В комнату слабо проникал звездный свет.
– Они летят по воздуху, крадутся по земле, пробираются под землей, меняя по пути свое обличье, – неразборчиво прошелестел сонный голос Сеси. Она лежала не шевелясь, полностью ушедшая в свои видения, и рассказывала:
– Вот кто-то, обернувшись волком, уходит от водопада по отмели черной реки, в неровном свете звезд серебрится его шерсть. Коричневый дубовый лист плавно парит в ночном небе. Промелькнула маленькая летучая мышь. Я вижу, я вижу, как они пробираются сквозь густой подлесок, скользят между верхушками деревьев. Скоро они будут здесь!
– А они успеют к завтрашней ночи? – Тимоти не замечал, как его руки комкают одеяло и как все быстрее раскачивается свисающая с его рукава серебряная паутинка, на которой паук исполнял свои диковинные танцы. Тимоти склонился над сестрой:
– Они точно успеют к Возвращению?
– Конечно, Тимоти, успокойся, – вздохнула Сеси. Она вдруг впала в какое-то оцепенение. – Не приставай ко мне со своими вопросами. Иди спать. А я пойду поброжу по своим любимым местам.
– Спасибо тебе, Сеси.
Вприпрыжку он побежал в свою комнату. Разобрал постель и быстро улегся.
Он проснулся, на закате, когда в небе зажигались первые звезды. Радостное ожидание праздника переполняло Тимоти, и желание поделиться своими чувствами привело его в комнату Сеси.
Но она спала, так тихо, что не слышно было даже дыхания.
Пока Тимоти умывался, паук висел на своей паутинке, перекинутой через тонкую шею мальчика.
– Спайд, ты только подумай, завтрашняя ночь – канун Дня Всех Святых!
Он задрал голову и посмотрел на себя в зеркало. Во всем доме лишь ему было позволено иметь зеркало. Ма дала его Тимоти, когда он тяжело болел.
Ах, ну почему он такой ущербный? Собственная неполноценность приводила Тимоти в отчаяние. Он открыл рот и стал разглядывать свои зубы, будто в насмешку отпущенные ему природой, похожие на кукурузные зерна – округлые, слабые. Радостное настроение сменилось унынием.
Темнота была хоть глаз выколи – Тимоти зажег свечу, чтобы было не так жутко и неуютно. Он совсем сник.
Всю последнюю неделю семья жила по заведенному в незапамятные времена обычаю: днем спали, просыпались на закате. Под глазами у Тимоти залегли глубокие тени.
– Что-то мне не по себе, Спайд, – пожаловался Тимоти своему маленькому приятелю, – я никак не могу привыкнуть, как другие, спать днем.
Он взялся за подсвечник. Как хотелось ему иметь крепкие острые зубы и клыки, как стальные шипы. Или сильные руки, или по крайней мере изворотливый ум. Или, как Сеси, уметь переноситься куда захочешь и путешествовать в пространстве.
Но увы, природа обделила его. Он даже – Тимоти поежился и крепче сжал светильник – боится темноты. Братья – Бион, Леонард, Сэм – насмехаются над ним. Больше всего их веселит постель Тимоти. Другое дело – Сеси. Ее постель – часть ее самой, она необходима Сеси для ее путешествий, т.е. для того, чтобы ей было удобно возвращаться в свою уютно устроившуюся под одеялом оболочку.
А Тимоти? Разве он может, как все остальные, уснуть в великолепном полированном ящике? Ни за что. Ма позволила ему жить в отдельной комнате, спать на кровати, даже иметь свое собственное зеркало. Ничего удивительного, что вся семья считает его ненормальным и чурается его, словно юродивого. Эх, если бы у него выросли крылья! Тимоти задрал рубашку и изогнулся, чтобы посмотреть на спину в зеркало. У него вырвался тяжелый вздох. Безнадежно! Никогда ему не стать таким, как все.
Из-под лестницы доносились волнующие непонятные звуки, все стены сверху донизу были обиты лентами из легкого черного крепа.
Потрескивающие черные свечи озаряли ступени неровным пламенем. Пронзительному голосу Ма откуда-то из погреба вторил папин бас. Вернувшийся из Старой деревни Бион сновал туда-сюда, перетаскивал в дом большие наполненные кувшины.
– Спайд, мне пора на праздник.
Паук исчез, унося с собой серебристую нить, и Тим остался в одиночестве. Ему было велено до блеска отполировать ящики, набрать пауков и поганок, развесить креповые шторы и поменьше показываться на глаза, когда начнут прибывать гости. Чем меньше будет видно и слышно этого недотепу, тем лучше для всех.
Стук каблучков и радостные вопли, заполонившие дом, возвестили о появлении Лауры.
– Возвращение! Возвращение! – доносилось отовсюду. Тим задержался около комнаты Сеси, но она спала. Лишь раз в месяц она выходила из своей комнаты, проводя все остальное время в постели. Милая, чудесная Сеси. Ему неудержимо захотелось поговорить с ней, спросить:
– Где ты, Сеси? Кого выбрала на этот раз, чью оболочку? Что ты делаешь? А может, ты над своими любимыми холмами? Как там?
Так и не решившись зайти, Тимоти заглянул к Эллен.
Сестра сидела на столе, разбирая груду срезанных волос. Они переливались под ее пальцами всеми цветами радуги. Белокурые локоны лежали среди огненно-рыжих и иссиня-черных прядей, а рядом с этим великолепием белела горстка ногтей, похожих на маленькие сабельки. Все это Эллен приносила из салона красоты в Меллин-Вилидж, где работала маникюршей В углу комнаты стоял аккуратный ящик красного дерева с именем Эллен на крышке.
Не поднимая головы, Эллен коротко бросила:
– Сгинь! У меня из рук все валится, когда на меня таращатся всякие болваны.
– Ну, Эллен, праздник ведь! Канун Возвращения! – примирительно начал Тимоти.
Эллен презрительно фыркнула:
– Ха! А тебе-то что? – Отобрав несколько "сабелек", она высыпала их в крохотный белый саквояжик, прикрепив к нему этикетку. – Марш в кровать, а то я тебе придумаю такой подарок – не обрадуешься.
Тим вспыхнул, жаркий румянец залил его щеки.
– Да, но меня просили помочь накрыть на стол, отполировать ящики и вообще…
– И вообще, – сухо прервала его Эллен, – если ты сию минуту не уберешься отсюда, то утром в постели тебя будет поджидать дюжина бешеных устриц. Пока, Тимоти.
Вне себя от обиды, Тим выскочил на лестницу и налетел на Лауру.
– Поосторожней, смотреть надо, куда несешься, – процедила она сквозь зубы и исчезла.
Тим рванулся к распахнутой двери в погреб, потянул носом, вдыхая запах влажной земли и прелых листьев, тихонечко позвал:
– Папа?
С лестницы прогремел раздраженный голос отца:
– Времени в обрез, скоро гости, а у нас еще ничего не готово. Давай спускайся, да пошевеливайся.
Тимоти помешкал еще мгновенье, чутко прислушиваясь к разноголосице звуков, разносившихся по дому. Грохоча башмаками, мимо протопали ожесточенно спорящие о чем-то братья.
Тимоти кинул взгляд на родных, лихорадочно готовящихся к празднику. До чего быстро они сновали по дому: Леонард – в обнимку со своим черным докторским саквояжем, Сэмюэл – с огромным фолиантом под мышкой и ворохом креповых занавесок в бескровных руках, Бион – перетаскивающий в дом запечатанные кувшины.
Отец оторвался от ящика, на который он наводил окончательный блеск, хмуро посмотрел на сына, грохнул кулаком по зеркально отполированной крышке и дал Тимоти тряпку.
– Быстро протри его еще разок, и возьмемся за следующий. И не спи на ходу.
Водя тряпкой по дереву, Тимоти заглянул в ящик.
– Па, а дядюшка Эйнар очень большой?
– Ага.
– Он великан?
– Отстань. Этот ящик ему придется впору.
– Ну, мне же интересно. Семь футов в нем будет?
– Да замолчишь ты наконец или нет?!
Около девяти вечера Тимоти, зябко поеживаясь, поплелся на луг за поганками и пауками. Он собирал их, а ветер, по-осеннему переменчивый, то обдавал его своим теплым дыханием, то заставлял дрожать от холода. Сердце билось в нетерпеливом ожидании. Сколько все-таки Ма позвала гостей? Полсотни? Сотню? Проходя мимо фермерского жилья, Тимоти усмехнулся освещенным окнам:
– У нас тут такое скоро начнется – вам и не снилось!
Он поднялся на холм и осмотрелся, в нескольких милях от подножия холма раскинулся город, погруженный в сон, едва различим был белый циферблат башенных часов. И в городе, конечно, ни о чем не догадываются.
Домой Тимоти возвращался, сгибаясь под тяжестью сосудов с пауками и поганками.
В часовенке под лестницей подходила к концу короткая праздничная церемония. Из года в год она оставалась неизменной. Па монотонно читал Черную Книгу, а прекрасные мамины руки, будто выточенные из слоновой кости, чертили в воздухе магические знаки. Все были в сборе, кроме Сеси, которая по обыкновению не выходила из комнаты, но ее присутствие чувствовал каждый. Она пристально следила за происходящим то глазами Биона, то Сэмюэла, то Ма; вдруг чувствовалось, что она вселилась в тебя самого, всего на миг, неуловимый и быстротечный.
Внутри у Тимоти все сжалось. Он мысленно обратился к Повелителю Тьмы:
– Пожалуйста, я очень Тебя прошу, сделай так, чтобы я поскорее вырос и стал таким, как мои братья и сестры. Я так мечтаю быть на них похожим. Я хочу уметь плести из волос разные штуки, как Эллен, заставлять влюбляться без памяти, как это делает Лаура, читать умные книги, как Сэм, или быть уважаемым, как Лео и Бион. Или, – размечтался мальчик, – создать семью, как наши Па и Ма.