Дмитрий Биленкин
Адский модерн
Степан Порфирьевич Демин — мужчина лет пятидесяти с тусклым взглядом и мышиной сединой в волосах — был изрядной сволочью. Неудивительно, что в один прекрасный день к нему явился дьявол.
Адский чиновник был в отличном немнущемся костюме из синтетики, белой нейлоновой рубашке с серебристым галстуком-плетенкой. В когтистых лапах он держал элегантный портфель «атташе», а в клыках у него дымилась заграничная сигарета «Кэмел».
— Вами совершено ровно тридцать три подлости, — любезно сообщил он Демину. — Ввиду этого мы уполномочены забрать вашу душу.
— Позвольте? — возмутился Демин. — Насколько мне известно, лимит подлости...
— Совершенно верно. Но не далее как месяц назад адское управление срезало лимит ровно вдвое.
— Но это же беззаконие! Произвол!
— И снова вы совершенно правы: беззаконие. Во многих частях света беззаконие нынче в моде. Фашистские перевороты, попрание конституции, всякие там хунты... Да что говорить! Ад старается идти в ногу с прогрессом вообще и со злодейством в частности.
— Могли бы предупредить...
— Ну что вы! Тогда это уже не было бы чистым произволом. Понимаете?
Дьявол ласково улыбнулся и сел, поигрывая хвостом. Демин удрученно кивнул, но внезапно его осенила какая-то мысль.
— Ваш документик, пожалуйста.
Дьявол небрежно швырнул на стол свое удостоверение личности.
Демин надел очки, пощупал корочки, сверил дьявольское рыло с изображением на фотографии, колупнул ногтем адскую печать и со вздохом вернул удостоверение.
— Теперь я хотел бы ознакомиться с правилами изъятия души, — сказал он, тяжело глядя сквозь очки.
— Не беспокойтесь, они несложны. Во-первых...
— Не надо. У вас должна быть инструкция.
Дьявол кисло сморщился.
— Проклятая бюрократия! — пробормотал он. — Ведь наукой доказано, что...
— Наука наукой, а бумага бумагой, — назидательно проговорил Демин. — Почему я должен верить вам на слово? Не в моих это правилах. Надеюсь, и не в адских тоже.
Дьявол смиренно наклонил голову и извлек из портфеля увесистый том, на переплете которого пылало огненное слово: «Инструкция».
Степан Порфирьевич углубился в изучение. Посапывая от удовольствия, он время от времени вопросительно вскидывал брови, благоговейно шевелил губами и тщательнейшим образом вникал в текст. Его обычно тусклые глаза сверкали, будто спрыснутые живой водой.
Скучающему дьяволу все это надоело, и он, бесцеремонно развалившись в кресле, включил телевизор, где транслировался хоккей с шайбой. Хоккей его так увлек, что он закурил две сигареты «Кэмел» сразу и увеличил звук до предела.
— Вы мне мешаете, — скрипуче заметил Демин.
— И великолепно, — не поворачивая головы, отозвался дьявол. — Трудности создаются затем, чтобы их преодолевать. Вы согласны?
Демин покосился на азартно подрагивающий хвост дьявола испепеляющим взглядом, но снова погрузился в чтение.
— Да-а, — сказал он наконец, — толково составлено. А я-то думал, что договор надо писать кровью.
— Устаревшее, крайне негигиеничное правило! — фыркнул дьявол. — Вот вам бланк, заполняйте, и дело с концом.
Он даже не потрудился оторваться от телевизора — там истекали последние минуты матча, а исход был все еще сомнителен. Нужный бланк сам выпорхнул из портфеля и лег перед Деминым. Тот осторожно взял его кончиками пальцев, придвинул чернильницу и неразборчивым канцелярским почерком заполнил графы. Едва он поставил число и подпись, как из портфеля выскользнула большая круглая печать и с грохотом прихлопнула документ.
Запахло чем-то адским.
— Мне как, уже собираться? — осведомился Демин.
— Помолчите! — рявкнул дьявол, бурно аплодируя решающей шайбе.
Выключив телевизор, он с просветлевшим рылом обернулся к своей жертве.
— Ну что, заполнили? Великолепно. Так, так, все по форме... Люблю иметь дело с образованными грешниками. — Острием ногтя он размашисто поставил визу. — Сейчас мигом слетаю в ад, зарегистрирую договор и... Да вы не расстраивайтесь, старина! Все вы потерянное поколение, как сказал Хемингуэй. Всем вам жариться на сковородке... простите, в инфракрасной духовке. Се ля ви!
Он помахал договором, захлопнув портфель и со словами: «Не беспокойтесь, муки у нас организованы по последнему слову психоанализа!» — испарился.
Минуту спустя он возник снова.
— Вот что, старина, — сказал он небрежно. — Договорчик придется переписать.
— Это еще почему? — встрепенулся Демин.
— Вы заполнили бланк чернилами. Нельзя чернилами, да к тому же еще фиолетовыми. Только шариковой ручкой, а еще лучше — фломастером. Наш ад, повторяю, неукоснительно следует прогрессу вообще и прогрессу канцелярской техники в частности. Перепишите.
— Не буду, — твердо сказал Демин.
— То есть как это не будете?
— А вот так. Не Хемингуэем надо было увлекаться или там еще другим каким модерном, а следить за правильным ходом делопроизводства.
— Но, но, — неуверенно проговорил дьявол. — Лимит вашей подлости исчерпан, и потому...
— И потому, молодой человек, договор, однажды завизированный уполномоченным преисподней, в случае установления впоследствии несоответствия его с утвержденным образцом, чему причиной было коварство душеотдатчика, подлежит пересоставлению лишь с согласия последнего. Если же такового согласия не будет, то душеотдатчик вступает с адом в новые взаимотношения, регламентированные параграфом «Вельзевул-117», из которого следует, что данный душеотдатчик проходит уже не по разряду «сволочей», а по разряду «гнусных гадин», которому соответствует удвоенный лимит подлогнусностей. Такова адская инструкция, с которой вам не мешало бы ознакомиться получше.
Рога и копыта дьявола побледнели.
— Но это же формалистика... — прошептал он.
— За несоблюдение которой вы получите выговор. Так что сгиньте с моих глаз немедленно. Инструкцией заклинаю... Раз...
— Послушайте! — завопил дьявол, скверно воняя серой. — Ваша подлость взяла, но на будущее... Откуда, откуда вы взяли чернила?! Их же теперь не сыщешь даже за бессмертие души...
— А я, молодой человек, некоторым образом — хе-хе! — консерватор. Так-то оно, знаете ли, надежней.
