Александр Блок

СТИХОТВОРЕНИЯ 1908 ГОДА

«Всю жизнь ждала. Устала ждать…»

Всю жизнь ждала. Устала ждать. И улыбнулась. И склонилась. Волос распущенная прядь На плечи темные спустилась. Мир не велик и не богат — И не глядеть бы взором черным! Ведь только люди говорят, Что надо ждать и быть покорным… А здесь — какая-то свирель Поет надрывно, жалко, тонко: «Качай чужую колыбель, Ласкай немилого ребенка…» Я тоже — здесь. С моей судьбой, Над лирой, гневной, как секира, Такой приниженный и злой, Торгуюсь на базарах мира… Я верю мгле твоих волос И твоему великолепью. Мой сирый дух — твой верный пес, У ног твоих грохочет цепью… И вот опять, и вот опять, Встречаясь с этим темным взглядом, Хочу по имени назвать, Дышать и жить с тобою рядом… Мечта! Что жизни сон глухой? Отрава — вслед иной отраве… Я изменю тебе, как той, Не изменяя, не лукавя… Забавно жить! Забавно знать, Что под луной ничто не ново! Что мертвому дано рождать Бушующее жизнью слово! И никому заботы нет, Что людям дам, что ты дала мне, А люди — на могильном камне Начертят прозвище: Поэт.

13 января 1908

«Когда вы стоите на моем пути…»

Когда вы стоите на моем пути, Такая живая, такая красивая, Но такая измученная, Говорите всё о печальном, Думаете о смерти, Никого не любите И презираете свою красоту — Что же? Разве я обижу вас? О, нет! Ведь я не насильник, Не обманщик и не гордец, Хотя много знаю, Слишком много думаю с детства И слишком занят собой. Ведь я — сочинитель, Человек, называющий всё по имени, Отнимающий аромат у живого цветка. Сколько ни говорите о печальном, Сколько ни размышляйте о концах и началах, Всё же, я смею думать, Что вам только пятнадцать лет. И потому я хотел бы, Чтобы вы влюбились в простого человека, Который любит землю и небо Больше, чем рифмованные и нерифмованные Речи о земле и о небе. Право, я буду рад за вас, Так как — только влюбленный Имеет право на звание человека.

6 февраля 1908

«Она пришла с мороза…»

Она пришла с мороза, Раскрасневшаяся, Наполнила комнату Ароматом воздуха и духов, Звонким голосом И совсем неуважительной к занятиям Болтовней. Она немедленно уронила на пол Толстый том художественного журнала, И сейчас же стало казаться, Что в моей большой комнате Очень мало места. Всё это было немножко досадно И довольно нелепо. Впрочем, она захотела, Чтобы я читал ей вслух «Макбета». Едва дойдя до пузырей земли, О которых я не могу говорить без волнения, Я заметил, что она тоже волнуется И внимательно смотрит в окно. Оказалось, что большой пестрый кот С трудом лепится по краю крыши, Подстерегая целующихся голубей. Я рассердился больше всего на то, Что целовались не мы, а голуби, И что прошли времена Паоло и Франчески.

6 февраля 1908

«Я миновал закат багряный…»

Я миновал закат багряный, Ряды строений миновал, Вступил в обманы и туманы,— Огнями мне сверкнул вокзал… Я сдавлен давкой человечьей, Едва не оттеснен назад… И вот — ее глаза и плечи, И черных перьев водопад… Проходит в час определенный, За нею — карлик, шлейф влача… И я смотрю вослед, влюбленный, Как пленный раб — на палача… Она проходит — и не взглянет, Пренебрежением казня… И только карлик не устанет Глядеть с усмешкой на меня.

Февраль 1908

НЕ ПРИШЕЛ НА СВИДАНЬЕ

Поздним вечером ждала У кисейного окна Вплоть до раннего утра. Нету милого — ушла. Нету милого — одна. Даль мутна, светла, сыра. Занавесила окно, Засветила огонек, Наклонилась над столом… Загляни еще в окно! Загляни еще разок! Загляни одним глазком! Льется, льется холодок. Догорает огонек. «Как он в губы целовал… Как невестой называл…» Рано, холодно, светло. Ветер ломится в стекло. Посмотри одним глазком, Что там с миленьким дружком?. Белый саван —. снежный плат. А под платом — голова… Тяжело проспать в гробу. Ноги вытянулись в ряд… Протянулись рукава… Ветер ломится в трубу… Выйди, выйди из ворот… Лейся, лейся, ранний свет, Белый саван, распухай… Приподымешь белый край — И сомнений больше нет: Провалился мертвый рот.

Февраль 1908

Ревелъ

«Душа! Когда устанешь верить…»

Душа! Когда устанешь верить? Весна, весна! Она томна, Как тайна приоткрытой двери В кумирню золотого сна… Едва, подругу покидая, Ушел я в тишину и тень, И вот опять — зовет другая, Другая вызывает день… Но мглой весеннею повито Всё, что кипело здесь в груди… Не пой, не требуй, Маргарита, В мое ты сердце не гляди…

26 марта 1908

«И я любил. И я изведал…»

И я любил. И я изведал Безумный хмель любовных мук, И пораженья, и победы, И имя: враг; и слово: друг. Их было много… Что я знаю? Воспоминанья, тени сна… Я только странно повторяю Их золотые имена. Их было много. Но одною Чертой соединил их я, Одной безумной красотою, Чье имя: страсть и жизнь моя. И страсти таинство свершая, И поднимаясь над землей, Я видел, как идет другая На ложе страсти роковой… И те же ласки, те же речи, Постылый трепет жадных уст, И примелькавшиеся плечи… Нет! Мир бесстрастен, чист и пуст! И, наполняя грудь весельем, С вершины самых снежных скал Я шлю лавину тем ущельям, Где я любил и целовал!

30 марта 1908 (Январь 1912)

«Их было много — дев прекрасных…»

Их было много — дев прекрасных. Ущелья гор, хребты холмов Полны воспоминаний страстных И потаенных голосов… Они влеклись в дорожной пыли Отвека ведомым путем, Они молили и грозили Кинжалом, ядом и огнем… Подняв немые покрывала, Они пасли стада мои, Когда я крепко спал, усталый, А в далях плакали ручьи… И каждая прекрасной ложью Со мною связана была, И каждая заветной дрожью Меня томила, жгла и жгла… Но над безумной головою Я бич занес, собрал стада И вышел горною тропою, Чтоб не вернуться — никогда! Здесь тишина. Здесь ходят тучи. И ветер шелестит травой. Я слушаю с заветной кручи