Александр Блок

СТИХОТВОРЕНИЯ 1910 ГОДА

«С мирным счастьем покончены счеты…»

С мирным счастьем покончены счеты, Не дразни, запоздалый уют. Всюду эти щемящие ноты Стерегут и в пустыню зовут. Жизнь пустынна, бездомна, бездонна, Да, я в это поверил с тех пор, Как пропел мне сиреной влюбленной Тот, сквозь ночь пролетевший, мотор

11 февраля 1910 (25 декабря 1914)

«Седые сумерки легли…»

Седые сумерки легли Весной на город бледный. Автомобиль пропел вдали В рожок победный. Глядись сквозь бледное окно, К стеклу прижавшись плотно. Глядись. Ты изменил давно,        Бесповоротно.

11 февраля 1910 (4 марта 1914)

«Черный ворон в сумраке снежном…»

Черный ворон в сумраке снежном, Черный бархат на смуглых плечах. Томный голос пением нежным Мне поет о южных ночах. В легком сердце — страсть и беспечность, Словно с моря мне подан знак. Над бездонным провалом в вечность, Задыхаясь, летит рысак. Снежный ветер, твое дыханье, Опьяненные губы мои… Валентина, звезда, мечтанье! Как поют твои соловьи… Страшный мир! Он для сердца тесен! И нем — твоих поцелуев бред, Темный морок цыганских песен, Торопливый полет комет!

Февраль 1910

ГОЛОСА СКРИПОК

Евг. Иванову

Из длинных трав встает луна Щитом краснеющим героя, И буйной музыки волна Плеснула в море заревое. Зачем же в ясный час торжеств Ты злишься, мой смычок визгливый, Врываясь в мировой оркестр Отдельной песней торопливой? Учись вниманью длинных трав, Разлейся в море зорь бесцельных, Протяжный голос свой послав В отчизну скрипок запредельных.

Февраль 1910

НА СМЕРТЬ КОММИССАРЖЕВСКОЙ

Пришла порою полуночной На крайний полюс, в мертвый край. Не верили. Не ждали. Точно Не таял снег, не веял май. Не верили. А голос юный Нам пел и плакал о весне, Как будто ветер тронул струны Там, в незнакомой вышине, Как будто отступили зимы, И буря твердь разорвала, И струнно плачут серафимы, Над миром расплескав крыла… Но было тихо в нашем склепе, И полюс — в хладном серебре. Ушла. От всех великолепий — Вот только: крылья на заре. Что в ней рыдало? Что боролось? Чего она ждала от нас? Не знаем. Умер вешний голос, Погасли звезды синих глаз. Да, слепы люди, низки тучи… И где нам ведать торжества? Залег здесь камень бел-горючий, Растет у ног плакун-трава… Так спи, измученная славой, Любовью, жизнью, клеветой… Теперь ты с нею — с величавой, С несбыточной твоей мечтой. А мы — что мы на этой тризне? Что можем знать, чему помочь? Пускай хоть смерть понятней жизни, Хоть погребальный факел — в ночь… Пускай хоть в небе — Вера с нами. Смотри сквозь тучи: там она — Развернутое ветром знамя, Обетованная весна.

Февраль 1910

«Дух пряный марта был в лунном круге…»

Дух пряный марта был в лунном круге Под талым снегом хрустел песок. Мой город истаял в мокрой вьюге, Рыдал, влюбленный, у чьих-то ног. Ты прижималась всё суеверней, И мне казалось — сквозь храп коня — Венгерский танец в небесной черни Звенит и плачет, дразня меня. А шалый ветер, носясь над далью,— Хотел он выжечь душу мне, В лицо швыряя твоей вуалью И запевая о старине… И вдруг — ты, дальняя, чужая, Сказала с молнией в глазах: То душа, на последний путь вступая, Безумно плачет о прошлых снах.

6 марта 1910

Часовня на Крестовском острове

НА ПАСХЕ

В сапогах бутылками, Квасом припомажен, С новою гармоникой Стоит под крыльцом. На крыльце вертлявая, Фартучек с кружевцом, Каблучки постукивают, Румяная лицом. Ангел мой, барышня, Что же ты смеешься, Ангел мой, барышня, Дай поцеловать. Вот еще, стану я, Мужик неумытый, Стану я, беленькая, Тебя целовать!

18 апреля 1910 (Май 1914)

В РЕСТОРАНЕ

Никогда не забуду (он был, или не был, Этот вечер): пожаром зари Сожжено и раздвинуто бледное небо, И на желтой заре — фонари. Я сидел у окна в переполненном зале. Где-то пели смычки о любви. Я послал тебе черную розу в бокале Золотого, как небо, аи. Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко Взор надменный и отдал поклон. Обратись к кавалеру, намеренно резко Ты сказала: «И этот влюблен». И сейчас же в ответ что-то грянули струны, Исступленно запели смычки… Но была ты со мной всем презрением юным, Чуть заметным дрожаньем руки… Ты рванулась движеньем испуганной птицы, Ты прошла, словно сон мой легка… И вздохнули духи, задремали ресницы, Зашептались тревожно шелка. Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала И, бросая, кричала: «Лови!..» А монисто бренчало, цыганка плясала И визжала заре о любви.

19 апреля 1910

ДЕМОН

Прижмись ко мне крепче и ближе, Не жил я — блуждал средь чужих… О, сон мой! Я новое вижу В бреду поцелуев твоих! В томленьи твоем исступленном Тоска небывалой весны Горит мне лучом отдаленным И тянется песней зурны. На дымно-лиловые горы Принес я на луч и на звук Усталые губы и взоры И плети изломанных рук. И в горном закатном пожаре, В разливах синеющих крыл, С тобою, с мечтой о Тамаре, Я, горний, навеки без сил… И снится — в далеком ауле, У склона бессмертной горы, Тоскливо к нам в небо плеснули Ненужные складки чадры… Там стелется в пляске и плачет, Пыль вьется и стонет зурна… Пусть скачет жених — не доскачет! Чеченская пуля верна.

19 апреля 1910

«Как тяжело ходить среди людей…»

Там человек сгорел

Фет Как тяжело ходить среди людей И притворяться непогибшим, И об игре трагической страстей Повествовать еще не жившим. И, вглядываясь в свой ночной кошмар, Строй находить в нестройном вихре чувства, Чтобы по бледным заревам искусства Узнали жизни гибельной пожар!

10 мая 1910 (27 февраля 1914)

НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

Марии Павловне Ивановой

Под насыпью, во рву некошенном, Лежит и смотрит, как живая, В цветном платке, на косы брошенном, Красивая и молодая. Бывало, шла походкой чинною На шум и свист за ближним лесом. Всю обойдя платформу длинную,