ИСКАТЕЛЬ № 1 1976
Братья ВАЙНЕРЫ
ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ СТРАХА
Рисунки Г. НОВОЖИЛОВА
ГЛАВА 1
— Меня зовут Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм.
— У вас красивое имя, — сказал он.
— Да. Но чаще меня называют Парацельсом. И я считаю это правильным, потому что в искусстве врачевания я уже давно превзошел великого латинянина Цельса.
— А от каких болезней вы исцеляете? — спросил он, и в его прищуренных серо-зеленых глазах не было недоверия — хамского сомнения невежд, а светилось лишь искреннее любопытство.
— Я освобождаю человека от мук, ниспосланных ему водянкой, проказой, лихорадкой, подагрой, тяжкими ранами и болезнью сердца…
— У вас есть помощники?
— Разум мой, и опыт, да сердце, скорбящее о страждущих в мире сем.
— Вы одиноки?
Я засмеялся.
— У меня нет детей, нет жены и друзей не осталось. Но разве все люди не со мной? Разве благодарность пациентов не согревает мое сердце? Разве ненависть завистников — лекарей ничтожных и корыстных аптекарей — не угнетает мою память? И сотни учеников разве не связали меня с тысячами неведомых мне людей благодатью моего учения?
— Вы богаты?
Я показал ему на стопку рукописей.
— Вот все мое богатство. Да старый конь на конюшне. И меч ржавый в ножнах. А сам я живу здесь в немощи и кормит меня из дружбы и милости последний мой товарищ и ученик — цирюльник Андре Вендль.
— Но говорят, будто вам известны методы превращения простых металлов в золото? Почему вы не обеспечите себя и не облагодетельствуете единственного своего друга Вендля?
— Я, Парацельс, действительно великий алхимик и маг, и при желании достопочтенный господин может легко разыскать людей, которые собственными глазами видели, как я вынимал из плавильной печи чистое золото. Но господь сподобил меня великому знанию врачебной химии, и, когда я получил в своем тигле лекарства, которые исцелили обреченных на смерть людей, я понял, что это знамение, ибо щепоть моего лекарства могла дать человеку больше, чем все золото мира, — тогда я дал обет не осквернять потной жадностью святой очаг мудрости.
— А как вы сюда попали?
— Я вышел из своего дома на Платцле, перешел по подвесному мосту через Зальцах, дошел до Кайгассе и потерял на улице сознание. Очнулся я уже здесь, в гостинице «У белого коня»…
— А как вы себя чувствуете сейчас?
— Мой разум, чувства и душа совершенно бодры. Но у меня нет сил пошевелиться. Энтелехия — тайная жизненная сила, открытая и утвержденная мной, — неслышно покидает меня.
Вошел служитель, поставил на стол кружку сквашенного молока и печенье.
— Почему вы не принесли еды для моего гостя? — строго спросил я служителя, но гость торопливо сказал:
— Благодарю вас, не беспокойтесь, я совсем недавно обедал. Да мне уже и собираться пора. Приятного аппетита, а я пойду, пожалуй…
— Счастливого вам пути. А как вас зовут?
— Станислав Тихонов.
— Приходите еще, нам найдется о чем поговорить.
— Безусловно. А над чем вы работали последнее время?
Сначала мне не хотелось говорить, но у него было очень симпатичное лицо, он не мог быть шпионом, у него лицо честного человека. У него любопытные и в то же время немного грустные глаза. И я сказал ему:
— Я создал лекарство против страха…
СТЕНОГРАММА ОБЪЯСНЕНИЯ УЧАСТКОВОГО ИНСПЕКТОРА КАПИТАНА МИЛИЦИИ А. Ф. ПОЗДНЯКОВА В ИНСПЕКЦИИ ПО ЛИЧНОМУ СОСТАВУ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ МОСКВЫ
«…Вопрос: Когда вы пришли в себя?
Ответ: В воскресенье утром.
Вопрос: Где именно?
Ответ: В медвытрезвителе номер три.
Вопрос: Сообщили ли вы сразу сотрудникам медвытрезвителя, кто вы такой?
Ответ: Нет, я назвал себя и место работы после того, как выяснилось, что у меня пропали пистолет и служебное удостоверение.
Вопрос: Почему?
Ответ: Не знаю, я плохо соображал, у меня сильно болела голова.
Вопрос: Не могли ли вы потерять пистолет и служебное удостоверение по дороге от стадиона до сквера, где вас подобрал в нетрезвом виде экипаж патрульной машины?
Ответ: Нет, нет, нет! Я не был в нетрезвом состоянии!
Вопрос: Вот заключение врача: «Сильная стадия опьянения о потерей ориентации во времени и — пространстве…» Вы полагаете, что врач мог ошибиться?
Ответ: Не знаю, не знаю! Но пьяным я не был!
Вопрос: Хорошо, расскажите снова, как вы попали на стадион?
Ответ: В пятницу был финал кубка, играли «Спартак» и «Торпедо». Матч начинался в шесть часов. Я болельщик, очень люблю футбол и хожу на все интересные матчи, а тут всю неделю дел было невпроворот, и я не успел заранее купить билет. Я понадеялся купить билет около стадиона. Походил около касс, вижу — надежды никакой, билетов совсем нет, а желающие толпами снуют. Тут подходит ко мне какой-то гражданин и говорит: «Слушайте, у меня есть лишний билет, но я просто боюсь его доставать из кармана: эти фанатики меня на части разнимут. Идите со мной, я вам у входа оторву билет, а вы мне потом отдадите деньги». Ну, поблагодарил я его, конечно. Оторвал он билет: у него их было два, он объяснил, что товарищ не смог прийти, отдал я ему рубль. А жара стояла больше тридцати градусов. Минут за пять до перерыва между таймами он мне говорит: «Подержите, пожалуйста, мое место, чтобы никто не уселся, а я сбегаю займу очередь в буфет — пивца хлебнуть». Скоро он вернулся и принес мне бутылку пива и бутерброд с колбасой. Я его, естественно, поблагодарил за такую внимательность, а он мне говорит, что есть латинская поговорка — не могу вспомнить, как он это сказал, и перевел: кто, мол, дал однажды, тот даст и дважды. Выпил я эту бутылку пива, поговорили мы маленько про футбол. И чувствую я, что от пива совсем у меня жажда не прошла, а даже еще сильнее пить захотелось. Жарко невыносимо, голова начала кружиться, все перед глазами зелено и круги плывут. Хочу соседу сказать, что сомлел я на жаре и голоса своего не слышу. Все заплясало в голове и больше ничего не помню…
Вопрос: Пивная бутылка была закупорена или открыта?
Ответ: Не помню.
Вопрос: Что значит «не помню»? Вы открывали бутылку?
Ответ: Не помню, не могу сейчас сказать.
Вопрос: Доводилось ли вам когда-нибудь встречать ранее этого человека?
Ответ: Нет, никогда.
Вопрос: Запомнили вы его?
Ответ: Плохо. Лет ему на вид около тридцати пяти.
Вопрос: Сможете ли вы отработать его портрет на фотороботе?
Ответ: Попробую, хотя не уверен. У меня до сих пор в голове все кружится.
Вопрос: В случае встречи с этим человеком беретесь ли вы с уверенностью опознать его?
Ответ: Думаю, что смогу.
Вопрос: Есть ли у вас какое-либо объяснение случившемуся?
Ответ: Нет, никак не могу я этого объяснить.
Вопрос: Но вы понимаете, что, если все в действительности было так, как вы рассказываете, значит, вас хотели отравить?
Ответ: Не знаю, хотел ли он меня отравить, но я ведь всю правду рассказываю! Дочерью своей клянусь…»
Я положил на стол листы стенограммы, а Шарапов поднял вверх палец:
— Вот именно — отравить хотели! Почему?
Я пожал плечами:
— Можно ведь и по-другому спросить — зачем?
— Какая разница! — махнул рукой Шарапов.
— Разница, мне кажется, существует, — усмехнулся я. — В «почему» есть момент законченности, вроде акта мести. А «зачем» — это только начало каких-то предстоящих событий.
— Не занимайся словоблудием, умник. Лучше подумай обо всей это петрушке: тут есть над чем мозги поломать.
— Это уж точно. Но у меня бюллетень не закрыт, я еще болен.
— А тебе что — открывая бюллетень, мозги отключают? Я ведь тебе не работать, а думать пока велю!
— С вашего разрешения, товарищ генерал, я бы об этой истории думать не хотел…
Шарапов сдвинул очки на лоб, внимательно посмотрел на меня, медленно произнес:
— Не понял?..
Я поерзал, поверился на стуле, потом собрался с духом:
— Ну как же не понимаете? Вы поручаете мне расследование по делу моего товарища…
— А ты что, знаешь Позднякова?
— Да, конечно, не знаю — сегодня первый раз его фамилию услышал. Но это ведь не имеет значения, мы с ним воленс-неволенс товарищи. И мне надо будет провести служебное расследование именно потому, что начальство само не знает — правду говорит Поздняков или все это дурацкий вымысел…
Генерал откинулся на спинку кресла, уселся поудобнее, сдвинул очки обратно на нос, прищурившись, внимательно поглядел на меня:
— Говори, говори, красиво излагаешь…
— А чего там еще говорить? Вы же знаете, я никогда ни от каких дел не отказываюсь. Но там я жуликов на чистую воду вывожу, а тут мне надо будет устанавливать — не жулик ли мой коллега. И мне от этого как-то не по себе…
