Борушко Олег
По щучьему веленью
Олег Борушко
По щучьему веленью
рассказ
Апрельским днем 2000 года озарило: почему не едем на рыбалку? Внезапность порыва отвечала графику британского клева: клюет неожиданно и в самых неприспособленных водоемах.
Жаня пришла с работы, Егор поставил на стол котлету "чикен-Киев" и сказал:
- Мам! Я сегодня удочки делал...
- Удочки? - сказала Жаня, облизываясь. - У меня завтра рабочий день... И потом... Эта картошка - она что, подгорела?
- У Матвея в школе каникулы, а он дома сидит... - сказал Егор. - А щука в апреле начинает брать... Ничего там не подгорело, это картошка такая...
- Каникулы? - удивилась Жаня. - У Матвея?
Восьмилетний Матвей решил исход дела.
Червей складывали в банку из-под польских огурцов - с завинчивающейся крышкой. Единственные огурцы, которые хоть как-то напоминают русские.
- У них тоже, видишь, пыпырышки, - говорит Жаня с ударением на первый слог.
- Коренные москвичи говорят "пупырышки", - отвечаю я с ударением на второй.
- Да у вас под Харьковом никакие не растут, - парирует Жаня.
Почему под Харьковом, когда я родился непосредственно в самом Харькове? грустно думаю я. И с каких пор под Харьковом не растут огурцы?
В жестяной крышке шилом продолбили дырочки - чтобы британские червяки могли, значит, дышать. Копали уже в потемках, в садике под старой туей: здесь растут туи и при каждом доме сад.
Прошлым октябрем худосочный сосед Мик (работник химчистки и методический пьяница) повез нас по яблоки. В бесхозный сад под Бексли - на Юго-Востоке Большого Лондона. Там-то мы с Егором и приметили водное пространство. Пространство по внешним данным и аналогии смотрелось тоже бесхозным. Ничто так не радует русского человека, как наглядное отсутствие собственника.
Жаня еще спала, когда мы наутро отправились.
Я припарковал "Черную стрелу" на стоянке огромного хозмага, мы перешли дорогу и углубились в смешанный садово-лесной массив. Один рюкзак, две неподъемные сумки, крапива по пояс, переносной пластмассовый холодильник для доверчивой рыбы и Матвей в тренировочных штанах. В сумках палатка (на случай дождя), бархатистый надувной матрас (на случай солнца), примус и запас еды на неделю. Пикник.
С нашей стороны озеро было хоть куда - ивы, ракиты и все, что полагается. С противоположной - автострада.
Насадили, забросили. Я - налево, Егор - направо. Время - около девяти утра. В полдесятого Егор пробасил:
- Пап, чё-то не клюет.
В пятнадцать лет они начинают басить и иронизировать. Не успеваешь уследить - что раньше.
Десять. Ни одной поклевки. Обычно хоть мелочь играет с червяком, а тут кладбище.
- Пап, можно мне половить? - сказал Матвей. - А то у меня ноги колются.
- Ты б еще в шортах пошел, - сказал я. - В поход надевают плотные штаны, например, джинсы.
- У меня порвались, - сказал Матвей. - Я просил новые, как у Райана. Можно мне половить?
- А ты б зашил. Егор, дай ему маленькую. Видишь, дно? Все дело в дне: ни травы, ни коряг. Глина. А рыба любит траву и коряги. Глину рыба совершенно не любит.
Я смотал удочку, отдал мобильный телефон Егору и азартно двинулся вправо вдоль берега - на разведку.
Берег был крут; заросли бамбука (откуда в Англии бамбук?) толстой стеной подступали к самой воде. Ни одного плеса, куда можно установить ступню сорок четвертого размера. Я пролезал, ломая бамбук, низвергаясь по скользким откосам, прорывался к кромке воды, чудом забрасывал - глухо. На третьем забросе крючок зацепился за бамбук и остался там покачиваться вместе с поплавком. Я вернулся на базу - поправить снасть. Может, это не бамбук? думалось мне.
Егор обнаружился метрах в тридцати - на дереве, павшем в воду. Дерево было многолиственным и пушистым. Егор проделал по нему уже метров семь в сторону автострады.
- Блесна, пап! Тут надо на блесну! - крикнул Егор, свешиваясь с ветки.
- На крючок не берет, - добавил Матвей.
Я чертыхался, тайком подвязывая к новой леске новый крючок, на который не берет.
- Кто же с дерева забрасывает спиннинг? - крикнул я. - Так и зацепить недолго.
Еще поколдовал со снастью, но привязать крючок восьмеркой - это как вид на жительство получить: требуется везение, сноровка и осторожность. Матвею надоело ловить, он не любит стоять, он любит приключения.
В итоге я бросил свою красавицу, взял простецкую удочку Матвея, ушел снова вправо от базы на много футов или даже ярдов. Наконец обнаружил плесик. И вроде хороший - травка просвечивает на дне, осока по краям - самые рыбьи места. Забросил. Еще забросил. Мертво. Червяк на крючке давно сдох, от него даже не отщипнули - там, под поверхностью. Притащился Матвей.
- Тихо! - прошипел я. - Распугаешь!
Матвей насупился. Постояли, я - с удочкой, Матвей - отвернувшись.
- Па-ап! - раздалось с тропинки.
- Чтоб тебя! - ругнулся я, вцепившись взглядом в безжизненный поплавок.
- Па-ап, вы где? - кричал сверху Егор.
- Иди встреть! - прошипел я Матвею.
Появились. Егор - мокрый ровно по линию подбородка.
- Упал? - безучастно спросил я, не сводя глаз с могильной поверхности водного пространства.
- Вот! - Стуча зубами, Егор протянул мобильный. - Он же был у меня в кармане...
- А Жаня там, наверное, звонит-надрывается, - злобно сказал я. - Говорил же - не надо с дерева. Ну кто на дерево берет с собой мобильный?
- Пап, а мы будем палатку ставить? - спросил Матвей.
- Давай снимай одежду! - скомандовал я. - Это... У тебя есть переодеться-то? Н-да. Сними батарею с телефона - может, просохнет? - Я наконец вытащил безнадежную удочку. - Ну ладно, пошли.
- Там человек подходил, - дрожа, сказал Егор. - Говорит, тут нельзя ловить. Это клуб. Нужна лицензия. И рыбы, говорит, тут нет. И сезон еще закрыт - только с шестнадцатого июня. Там, говорит, дальше есть маленькое озеро. Егор махнул в сторону автострады. - Говорит, там щуки здоровые и лещ.
- А сколько стоит лицензия? - нервно спросил я.
Егор пожал мокрыми плечами.
- Фунтов десять.
- А, ну это еще...
- За каждую удочку. Он еще сказал, в два часа придут рабочие - берег чистить - и нас все равно арестуют, - закончил мысль Егор.
- А сколько у нас удочек? - справился я.
- Пап, а мы будем матрас надувать? - вклинился Матвей.
- А смысл? Где ты видишь солнце? Сейчас дождь пойдет.
- Тогда палатку? - сказал Матвей.
Пришли на базу. Егор остался в мокрых трусах, в моей куртке и моих же шерстяных носках. Ловить ему больше не хотелось. И чего ловить, когда двенадцатый час - а ни одной поклевки. Не повезло с озером.
- Ладно, - сказал я. - Пойду пройду еще влево, к дороге. Потом оттащим барахло к машине, передохнем, возьмем удочки, примус и - на маленькое озеро. Налегке.
- А лицензия? - спросил Егор, потягивая куртку книзу на трусы. - Мужик сказал - две тысячи штрафа и всю рыбу заберут.
Обманывать нехорошо, пронеслась у меня в голове заповедь, с детства внушаемая Егору.
- Сейчас мы все это бросили и побежали покупать лицензию! - сказал я. Все равно не клюет!
- Вот именно! - солидарно согласился Егор.
Я насадил свежего червя и потопал вдоль берега. Здесь стали вдруг попадаться явно рыбацкие места: тропинки сквозь чащу вниз к берегу, притом со ступеньками, выложенными доской. Не белье же они тут полощут! - думал я. Англичане давно отполоскались. А рыбы нет. Странно.
С базы доносились визги: дети, наплевав на святое - на рыбалку, - затеяли салочки.
Жизнь не удалась, еще и не клюет, думал я. Работы нет, разрешения на работу нет, денег нет, паспортов нет: визу продлить - ждем уже год. Книжки писать поэтому не видно смысла. Егор не ходит в школу, потому что русская школа при Посольстве России в Великобритании (все большие буквы) требует за обучение русских детей четыреста долларов в месяц. "А налоги? - сказал я директору. - Я же плачу налоги со своих книжек в России. А из этих налогов содержат вашу школу".
Живет за границей и еще платить не хочет, читаю в глазах товарища Кривоногова, переброшенного из Пятигорска за Ла-Манш на укрепление педагогических кадров.
"Постановление, Олег Матвеевич", - уклоняясь взглядом, говорит Кривоногов, бурундук с глазами из молодой крапивки.
"Покажите постановление", - требую я. "Для служебного пользования". Кривоногов отводит крапивки за окно на улицу Пемброук Гарденс. "Дайте письмо, что вы отказываетесь учить Егора потому, что я не могу платить". - "Пардон, парирует директор. - Меня тогда из Лондона попросят. А на что я буду в Пятигорске жить? - Кривоногов частично бледнеет. - На те четыреста долларов, которые вы не платите?" - "Позвольте..." - "Или, может быть, на зарплату? Кривоногов частично краснеет. - Вы что себе позволяете? Вы думаете, если вы писатель..." - "За что же вас выгонят? - не сдаюсь я. - Вы такой талантливый педагог..." Крапивки Кривоногова превращаются в репейнички: "Это очень просто. Борушко платит налоги в бюджет? Платит. И не может обучать ребенка в госшколе? Ты, скажут, в своем уме, Кривоногов? Ты, скажут, зачем дал такое письмо?"
Но не клевало, хоть убей. Я добрел до автострады, над головой ревели машины, я безнадежно забрасывал детскую удочку с мостков для полоскания белья и представлял себе Жаню. "Борушко! - скажет она. - День прошел. Я восемь часов работала, значит, как дура. А ты чего в жизни добился?"
Я зашел в тупик, прислонился к какому-то забору, забросил на метр от берега, достал трубку, раскурил, и поплавок исчез.
Я отставил трубку от лица, опасливо потянул удочку. Что за черт? И вдруг на поверхности жирно блеснуло белое брюхо, да какое! Я рванул, хлипкое удилище сложилось в пузатый восклицательный знак, трубка выпала, и в бамбуковых зарослях позади меня забилась рыба. Щука, мелькнула мысль.
Но тут эта дрянь перекусила леску и ужом устремилась к воде.
