Юлия Боровинская
Лисьи листы
Часть 1
Глава 1
Этой ночью мне опять приснилось, что кто-то сидит в кресле напротив моей кровати, а в комнате, как всегда без света и с задернутыми шторами, так темно, что зеленый огонек на телевизоре буквально пронзает мозг ослепительно-ярким лучом. И, укутавшись в эту тьму, вовсе не страшный некто из кресла внимательно и печально смотрит на меня. И я знаю, конечно, кто это.
— Я так устала, — с безумной надеждой тихо жалуюсь я, — Ты заберешь, наконец, меня с собой?
Некто невидимо качает головой (или тем, что вместо):
— Нет. Но я люблю тебя. Я буду с тобой, как и прошедшие три года.
Мне хочется кричать, но эта сцена всегда развивается на приглушенных тонах:
— Но я-то тебя не люблю! Я люблю жизнь. А где есть ты, жизни нет!
— Да что ты знаешь о жизни? — и невидимая рука (или то, что вместо) ласково гладит меня по голове.
И я просыпаюсь и реву в подушку, в очередной раз надеясь, что больше мне это сниться не станет.
Но сегодня я вскочила с каким-то остервенением, бросив мятое одеяло на постели. Чашка кофе — растворимого, залпом, зубная щетка… Нет, я решительно не могла оставаться дома, где каждый глоток воздуха был пропитан тоской, отчаяньем и безысходной скукой.
По улицам шли люди. Включаться в их деловой ритм, пародировать его, притворяться мне не хотелось, а бесцельное ломаное блуждание сразу же выделяло меня из толпы, делало помехой, раздражающим фактором. Уйти в сквер и сесть на скамейку? Но вовсе не ласковая неподвижность усталой осенней природы была мне сейчас нужна. Цель. Подобие цели. Иллюзия цели — вот что требовалось.
И разумеется, я оказалась на автобусной остановке, почти пустой — будни, день, люди сидят в своих офисах, с тоской поглядывая на часы в ожидании далекого еще обеда…
Мерзко взвизгнув тормозами, остановился экспресс до аэропорта. А что, это вариант: плюхнуться вон туда, на одиночное сидение у окошка, прислониться лбом к холодному стеклу («Да, я знаю, мама: там микробы. Ничего, дома умоюсь») и сорок минут глазеть на уносящиеся вдаль кусочки чужих жизней. Да и аэропорт — совсем неплохое место. Там никому ни до кого нет дела, там тревожно и немного мучительно пахнет дорогой, там все звуки сливаются в неразборчивое успокоительное жужжание, прерываемое только брайан-иновскими мелодичными сигналами и равнодушно-красивым голосом диктора, объявляющего рейсы… Лишь бы хватило денег на проезд….
Хватило. Правда, только в один конец. Ну, ничего, что-нибудь потом придумаю. В крайнем случае дойду обратно пешком: мне некуда торопиться, меня никто и нигде не ждет, так что я могу идти через весь город, как турист по лесу, с привалами и даже с ночевками. А интересно, сколько это — пройти пешком от аэропорта до дома?
За окном текли улицы — знакомые, незнакомые и неузнаваемые. Уже очень давно я слишком редко выбираюсь из своего района, да и то по нескольким, вполне определенным маршрутам. А за это время в старых домах проросли новые кафе и магазинчики, древние, едва ли не застойных времен недостройки обернулись щеголеватыми, хотя и несколько неуклюжими зданиями, киоски, остановки, билборды, модно оштукатуренные куски стен («Здесь НАШ офис, и плевать нам, что на втором этаже краска облупилась!»), свежие заплатки на старом асфальте и всё то же серое небо осени…
На самом деле сорок минут — это довольно долго, и первое, что я сделала, выйдя из автобуса — это схватилась за сигарету. Я курила и пыталась представить себя такой же, как все эти снующие вокруг люди, словно и у меня есть в кармане билетная книжица с номером рейса, просто приехала я слишком рано, вот никуда и не спешу. А я, кстати, всегда и всюду приезжаю слишком рано, даже туда, куда можно безболезненно опоздать, тороплюсь, подгоняю время… когда есть к чему его подгонять… «Может быть, в этом всё и дело, — пришло мне вдруг в голову, — Может быть, я слишком торопилась, так что сумела прожить за 37 лет всю свою жизнь, прогнала в ускоренном темпе все события, вот и осталась теперь наедине с огромным ледяным массивом ничем незаполненного времени? Как на контрольной в детстве, когда за 20 минут решишь все задачи и маешься потом, глядя, как мучительно медленно ползут стрелки часов к концу урока…»
Окурок отправился в урну, и я вошла в услужливо распахнувшиеся двери аэропорта. Как ни странно, металлодетектор отнесся ко мне вполне равнодушно, а ведь обычно проклятая рамка со злорадным звоном гоняет меня туда-сюда до изнеможения, считая, видимо, своеобразной бомбой замедленного действия, которая неизвестно, где и когда взорвется.
Первым делом я, разумеется, сунулась к главному табло. Любопытно, какой из этих рейсов мог бы быть моим? Московский? Ташкентский? Новосибирский? Впрочем, стоп-стоп. Билета у меня нет, так что я явно не улетаю, а встречаю кого-то. Причем рейс конечно же задерживается. Ну-ка, ну-ка… Замечательно! Оказывается, встречаю я рейс из Ашгабада, который по техническим причинам задерживается на два с половиной часа (хотя там всего-то час или два лёту). И встречаю я… э-э… друга, которому впервые за десять лет удалось (впрочем, не вполне еще удалось) вырваться из-под отеческой длани Туркменбаши. Сюда. Ко мне, дуре.
И так я замечталась, представляя себе этого мифического друга — высокого, наполовину туркмена, красивого, как все люди смешанных кровей, что невольно дернулась, когда за моей спиной раздался тихий голос:
— И от кого же ты здесь прячешься?
Он стоял совсем рядом со мной: старик, нерусский, хрупкий, с монгольскими глазами и желтовато-коричневой кожей, туго и гладко обтягивающей скулы. Спокойное лицо с легким намеком на улыбку. И голос, звучавший так, словно он вправе задавать любые вопросы.
Вот наверное из-за этого голоса я и ляпнула честно:
— От смерти.
И тут старик рассмеялся. Нет, на самом деле он не издал ни звука, и даже ускользающая улыбка на его лице не проступила явственней, но я отчего-то вполне определенно почувствовала: рассмеялся.
— Если бы мне кто-нибудь рассказал, что существо твоей породы сумеет выжить из норы Смерть…
— Что значит «твоей породы»?! — непроизвольно напряглась я, — Я что, по-вашему…
— Нет, — спокойно прервал меня старик, — Возможно, я неверно выразился. Поговорим об этом позже. А пока… Тебе ведь нужна работа?
Вот елки-палки! А ведь так интересно начинался разговор! Сейчас каким-нибудь «мэрикеем» торговать предложит. Или герболайфом. Впрочем, нет, не герболайфом точно. Что касается средств для похудания, у меня слишком уж внешность того… антирекламмная…
— Нужна. Но не любая.
И опять мне почудился этот непостижимый, неслышимый смех.
— Отличный ответ! Особенно учитывая, что у тебя в кармане двадцаток, которого и на обратную дорогу-то не хватит!
Двадцаток, да. И как он подсмотрел? Или просто угадал?
— Я не голодаю, — фыркнула я, — Впрочем, оно по мне, кажется, видно.
— По тебе много, чего видно, — неожиданно-сочувственно сказал старик, — А работа — успокойся — не любая. Во-первых, тебе не придется высиживать по восемь часов в день в офисе. Ты ведь ненавидишь торчать в офисе?
Ну, точно «Mary Cay»! Или «Oriflamme»…
— Во-вторых, ты сможешь себе позволить никогда больше не толкаться в автобусах… а так же в «маршрутках», троллейбусах и трамваях.
Конечно. Пешком ходить стану! Подозреваю, что заработков на сетевом маркетинге мне и на общественный транспорт не хватит!
— А в-третьих, тебе ничем не придется торговать. Тем более, что продавец из тебя всё равно никакой. Зато придется часто ездить по разным городам.
Тут я решила прервать молчание:
— Да? Это интересно… И кем же я буду? Агентом ЦРУ? Водички во фляжку набрать, земли в контейнер…
В этот момент в спину меня ощутимо пихнули не то локтем, не то углом какой-то клади, и недовольный голос проворчал:
— Вы бы хоть отошли куда-нибудь! А то торчат на дороге!
— Наверное, мы действительно мешаем, — заметил старик, — Нужно бы сесть куда-нибудь. Может быть, в кафе?
— За Ваш счет, — обнаглела я, — И без спиртного.
Кафе обнаружилось в закутке между узлом связи и газетным киоском. Было там сумеречно и тепло, а дешевый кассетный магнитофон, бодро мигавший лампочками на стойке, при нашем появлении неожиданно поперхнулся лентой на полуслове какой-то турецкой песенки и затих. Пока я радовалась этой удаче и осматривалась, старик уже успел подойти к бармену и вернуться с двумя стаканами.
— Кофе здесь отвратительный, чаю и вовсе нет, так что будем пить сок. Томатный или ананасный?
— Ананасный. И хотелось бы всё-таки узнать, куда Вы меня вербуете.
Старик отхлебнул из своего стакана густую красную жидкость и брезгливо отодвинул сок в сторону, промакнув салфеткой свои реденькие усы.
— Официально ты будешь числиться в моей фармацевтической фирме…
— А неофициально?
— Станешь работать на меня лично. Я, видишь ли алхимик.
— Кто?! — развеселилась я.
— Алхимик, — все так же серьезно повторил старик. — И для моей работы нужны некоторые редкие компоненты, которые невозможно достать здесь. Вот за ними-то ты и будешь ездить.
Я вытащила из кармана сигареты, закурила и заявила:
— Это всё звучит, как бред полнейший. Мне же не двенадцать лет. Вы сумасшедший, или это такая манера шутить?
Старик поморщился от дыма и коротко глянул в сторону бармена, который был всецело поглощен попытками выковырять кассету из пострадавшего магнитофона.
— Манера шутить? Пожалуй. А еще я могу пошутить вот так…
Внезапно его темные усики вытянулись двумя белыми стрелами, нос и подбородок подались вперед, превращаясь во впечатляющую пасть, над огромными круглыми глазами нависли лохматые брови, а тело покрыла радужная чешуя.
