Астров Юрий

Девять граммов

Юрий Астров.

ДЕВЯТЬ ГРАММОВ

Я видел сон... Не все в нем было сном.

Байрон

- Много вы понимаете в политической экономии, - ответил консул довольно невежливо. Спроса создать нельзя. Но можно создать условия, которые вызовут спрос.

О.Генри.

... Степь с кактусами. Саванна или пампасы. Вдали - горы. Высокие, угрюмые, с белыми шапками на вершинах. Степь хранит следы бегства. Панического бегства. Брошенные вещи. Чемоданы, рюкзаки, тюки, даже сейфы. Автомобили, на вид совершенно целые видимо, горючее кончилось. Порою - горелая земля, воронки: следы бомбежки. Кое- где - наспех отрытые брошенные окопы. Иногда - трупы. Бежали явно из предгорий. И - ни одного живого существа. Разве что ящерица промелькнет, но уже при шуме ветерка мгновенно и бесследно исчезает. А ветер поднимается. Низкие облака быстро скользят над саванной. Уже и тучи появились - быть ливню. Вдалеке на холме возникает человеческая фигура. Она приближается - это мужчина. Он идет в направлении, противоположном бегству, к горам. И хотя мужчина одет в камуфляж, а за плечами его, кроме рюкзака - винтовка в чехле, на солдата человек не похож. Бледное лицо, темные очки в золотой оправе, да и телосложение довольно хлипкое. Впрочем, такие вот хилые интеллигенты, чье хобби - туризм или альпинизм, как правило, очень выносливы... Видно, что идет человек давно, возможно - не один день. Вот он останавливается у брошенного джипа. Влезает внутрь, пытается завести. Безнадежно махнув рукой, снова напяливает рюкзак, чехол с ружьем, ополаскивает рот из фляги и идет дальше. Начинает срываться дождик. Вдалеке гремит гром. Над горами сверкают зарницы. Человек не ищет убежища, лишь поднимает капюшон. Шаг его столь же размерен, видно, что идти таким шагом он может еще долго. Куда он идет? Дойдет ли вовремя? Успеет ли?

1

Давайте-ка, читатель, отвлечемся - больно уж сон тягостный получается... Поговорим -ка лучше о любви... Любовь, как известно, бывает разная. Идеальная, именуемая обычно платонической; неразделенная (на непредубежденный взгляд автора попросту глупость,- как, кстати, считают и современные физиологи - вроде бы в "Науке и жизни" что-то такое печаталось); взаимная и, наконец, физическая. Ее сейчас называют сексом, но, право же, напрасно. Секс, как известно, означает всего-навсего пол, то есть "М" и "Ж". Таким образом, если физическая любовь - секс, мы вправе предположить, что сводится она к простому физиологическому акту. Ан нет! Для того, чтобы лечь в постель с существом иного пола, нужно, как минимум, одно условие: чтобы это существо тебе нравилось. Чтобы ты его хотел. Можно возразить: а любовь из-за выгоды? Проституция или, скажем, связь секретарши с шефом? Бросьте, ребята. Проституткам это дело попросту нравится само по себе (это и есть тот самый секс), что же касается второго случая - долго ли секретарша продержится, имитируя страсть, на своем рабочем месте? Думаю - до первого случая, когда шеф это поймет.

Габриэль, молодой физик- стажер Матухарской лаборатории, не любил Эльзу платонически. Не любил он ее и неразделенно. О взаимности и речи не было. Он ее хотел. Очень хотел. И добивался несколько недель. (Что для Габриэля было непривычным, раздражающим - и тем более возбуждающим.) Поэтому, когда секретарша директора согласилась-таки сходить с ним на дискотеку, а потом посидеть в ресторане, а потом поехать к нему домой (на что он, честно говоря, не слишком расчитывал) - Габриэль был в восторге. Еще более восторженно он принял и продолжение вечера . Длился этот восторг , однако, не слишком долго. В три часа ночи Эльза включила радиоприемник. И вовсе не для того, чтобы романтической музыкой какой-либо экзотической или даже не очень экзотической радиостанции усладить ночное рандеву в любовном гнездышке. Нет, Эльза настроилась на Женеву, откуда в прямой трансляции шла процедура подписания - ну, да, очень важного документа, кто спорить будет? Габриэль спорить не собирался. Просто он считал, что не ко времени эта радиопередача, право же, не ко времени. Но Эльза была настойчива. И приемник не выключала, хотя целиком слушанию радио и не отдалась. В принципе, заниматься этим делом Габриэль любил независимо от обстановки. Но предпочитал отзывчивого партнера. А тут... В один из кульминационных моментов совсем уже забывший про бубнящие из угла голоса, перемежаемые время от времени несколькими тактами самых разных гимнов, Габриэль услышал... громкий смех, который издавала своими нежными устами его пассия. Причем она отнюдь не прекратила свои телодвижения. Даже несколько ускорила темп и увеличила амплитуду. Но продолжала хихикать. Опешивший физик вдруг осознал, что и в радиоэфире звучит многоголосый хохот... И возмутился, даже не выяснив, а чего они все, включая любовницу, собственно, хохочут? Не будем описывать разразившуюся сцену. Скажем лишь, что заманить в свою постель Эльзу удалось Габриэлю лишь через месяц, пройдя при этом через множество унижений. Мир же весь этот месяц, не в пример незадачливому любовнику, продолжал веселиться.

2

Мир смеялся. Он хохотал во всю глотку, расставаясь со своим прошлым. Классики были правы. Все государства Земли подписывали в ООН договор о ядерном разоружении, заранее ратифицированный всеми парламентами. Каждый президент, премьер, король, генеральный секретарь - все главы государств перед тем, как расписаться, считали непременным долгом выступить с речью, как правило, очень короткой и весьма лапидарной. Крупнейший успех имело выступление анфан террибль мировой политики, юного короля Марктвении Ричарда. Он произнес всего два слова - английское (вернее - американское) и русское, что неудивительно, поскольку воспитание свое король завершил в МГИМО: - Эйчбам - пиздец! Это вызвало в зале бурю несколько смущенного восторга, несмотря на затруднения синхронных переводчиков. Единственным диссонансом прозвучало выступление лауреата Нобелевской премии мира, командующего войсками ООН Макса Симоняна, потребовавшего незамедлительно, на этом же заседании, решить вопрос о выделении дополнительных ассигнований на содержание этих войск, а также увеличение их численности. Он ссылался на резкую вспышку локальных войн, которая якобы грядет в связи с ликвидацией ядерного оружия, важнейшего элемента сдерживания. Всерьез выступление старого милитариста, как Симоняна тут же окрестили, никто не принял. Как, впрочем, и речь некоего арабского шейха, разоблачавшего сионистов, стремящихся к созданию мирового правительства. Для воодушевленного мира оба эти выступления выглядели как... ну, примерно как пьяные выходки отвергнутых женихов на веселой свадьбе. Так что шейх своего добился: вопрос об увеличении численности войск ООН даже не рассматривался, денег никто давать и не думал, и Симонян скоро вышел в отставку. Именно в тот день, когда отставка нобелевского лауреата была с облегчением принята, директор Матухарской физической лаборатории послал по электронной почте письмо в ЮНЕСКО с просьбой выделить 100 граммов оружейного плутония из уничтожаемых бомб для физических опытов. Цель исследований - возможность превращения оного плутония путем облучения его быстрыми нейтронами в долгоживущий изотоп калифорния. Подобными просьбами и ООН, и его дочерние организации были завалены. Почему-то всем понадобились оружейные плутоний и уран. Впрочем, несмотря на то, что мир продолжал ликовать и смеяться, спецслужбы государств- гарантов договора сложа руки не сидели, ибо очень не хотели терять специалистов из-за сокращений. А поскольку вопрос был горячий, одни спецслужбы перепроверяли результаты работы других. И поэтому не только ни грамма ядерной взрывчатки не попало в руки террористов, но и выдача хотя бы аптекарской дозы расщепляющегося материала организации, вызывающей хотя бы малейшее сомнение, начисто исключалась. А вот Матухарская лаборатория свои боевые сто грамм получила быстро. Здесь сыграла роль не только безупречная репутация ее директора, но и, конечно же, мизерное количество запрошенного. Из ста граммов бомбу не сделаешь... К экспериментам приступили немедленно по получении, но они грозили затянуться - очень уж невеликой была мощность циклотрона. Этого и следовало ожидать, и никто из сотрудников не понимал нервозности сеньора Гонсало. А чего, собственно, директор хотел? И куда гнать мустангов? И зачем ему понадобились вообще эти эксперименты? Такие исследования уже проводились, результаты, вполне положительные, опубликованы... Директор, однако, с упорством и настойчивостью, достойными, по мнению его подчиненных, лучшего применения, гонял ускоритель на разных режимах круглосуточно, пока, наконец, не нашел оптимального. После этого все побочные исследования были свернуты, а все специалисты брошены на обслуживание циклотрона. Лаборатория превратилась в фабрику с четырехсменным режимом работы, причем без выходных. И все новые и новые миллиграммы изомерного калифорния отправлялись в директорский сейф. Под смех и ликование мира, не имевших, правда, отношения к происходящему в Матухаре. Впрочем, скоро - очень скоро! - миру стало не до смеха.

Ливень в степи - штука скверная. Во-первых, нет стока воды: вся округа плоская, как гладильная доска. Во-вторых, любой выдающийся на этой доской предмет - мишень для молнии, в том числе и человек. И, наконец, негде укрыться от падающей с неба влаги. Но есть и один плюс: фронтовая авиация во время дождя прикована к аэродромам. Человек перестает прислушиваться к далеким отзвукам, поглядывать на небо, а просто идет как можно быстрее, что при таком ливне является не столь уж легким делом. Впрочем, набрев на перевернутую штабную машину, он останавливается, заглядывает внутрь кузова и, что-то там обнаружив, лезет внутрь. Вскоре оттуда раздаются завывания радиоприемника. Через некоторое время человек вылезает из фургона, толкая перед собой посыльный трицикл.Ездить на таком под дождем - удовольствие ниже среднего. Но человека это не останавливает. Драндулет на удивление легко заводится и срывается с места, буксуя в грязи и на склонах. Вовремя: в автомобиль, лежащий на боку, ударяет молния. В фургоне что-то загорается. Вскоре взрывается бензин. Человек на трицикле не оглядывается. Возможно, он не слышит взрыва. Возможно, важнее другое: до предгорий становится существенно ближе. Возможно, по радио он услышал то, что заставляет его спешить. Когда дождь перестает, вдали уже никого не видно.