Татьяна Бочарова

Прости за все

Часть первая

1

У медсестры были длинные, фиалкового цвета ногти. Вера не могла оторвать от них взгляда. Точно завороженная смотрела: руки с безумно красивыми ногтями, казалось, жили отдельно от тела – собирали со стола тонкие, почти прозрачные листки бланков, скрепляли канцелярскими скрепками, укладывали в черные папки и прятали по разным полкам высокого, под самый потолок, шкафа.

Закончив работу, девушка обернулась к Вере.

– Доктор сейчас подойдет.

На ее спокойном, слегка загорелом лице пронзительно выделялись глаза все того же фантастического фиалкового оттенка. «Глаза под цвет ногтей, – подумала Вера и тут же машинально поправилась. – Нет, ногти под цвет глаз». Она кивнула, стараясь сбросить с себя неприятное оцепенение, владевшее ею последние десять минут, с того момента, как она переступила порог этого небольшого, уютного кабинета.

Сестра закрыла стеклянные дверцы шкафа, бесшумно прошла по толстому серому ковру и скрылась за дверью. Вера продолжала сидеть неподвижно, глядя на колеблющуюся от ветра штору. В раскрытое окно долетал шум улицы: трезвон велосипедов, детские голоса, визг тормозов, отчетливое карканье вороны.

В коридоре послышались шаги. Вера вздрогнула и встала. В кабинет вошла пожилая женщина, седая, с волевым подбородком и очень прямой спиной. Мельком взглянула на нее и направилась к столу.

– Здравствуйте, – проговорила Вера, пытаясь унять внезапно возникшую дрожь в ногах.

– Добрый день, – кивнула докторша. – Пришлось немного подождать, вы уж простите. Производственное совещание.

– Да нет, что вы, я совсем не долго ждала. – Вера стояла перед ней навытяжку, как солдат перед генералом, и боялась заглянуть в глаза.

Заметив это, пожилая улыбнулась.

– Сядьте, девочка моя. Я же не учитель, чтобы приветствовать меня стоя. Садитесь. – Она положила суховатую, крепкую ладонь Вере на плечо и слегка нажала. Та послушно опустилась на мягкий кожаный диванчик.

Врачиха достала из ящика стола карту, не открывая, положила перед собой. Еще раз поглядела на Веру, теперь уже долго и пристально.

– Вот что я вам скажу, дорогая. Вы абсолютно здоровы. Слышите – абсолютно. Все анализы замечательные.

– То есть… – запинаясь, пролепетала Вера, – Вы хотите сказать, что я… что дело… – Она не договорила, чувствуя, как лицо заливается краской.

– Именно так, – жестко произнесла седая. – Дело вовсе не в вас. Вы можете иметь хоть дюжину детей. Проблема в вашем муже. Ему нужно пройти обследование в нашем центре и как можно скорее. Сколько ему лет?

– Тридцать пять, – поспешно сказала Вера и приложила ладонь к пылающей щеке. – Но он… он не пойдет. Анализы, процедуры…Митя никогда не согласится на это.

– Но он же хочет стать отцом. – Докторша сухо усмехнулась. – Хочет или нет? – Она глядела на Веру в упор, под худыми, туго обтянутыми кожей скулами, ходили желваки.

– Хочет, – упавшим голосом ответила Вера и опустила голову.

Мгновение висела тяжелая пауза. Затем прохладные, жесткие пальцы взяли Веру за подбородок, подняли ее лицо кверху.

– Послушайте меня, девочка. – Голос врачихи смягчился, однако темные глаза ее смотрели на Веру все так же сурово и пристально. – Материнство – самое замечательное, что дала женщине природа. Мужчины могут найти себя в чем угодно – в творчестве, в бизнесе, в гульбе и пьянке, в азартных играх, наконец. А женщина – лишь в любви и материнстве. Любовь, однако, имеет свойство проходить. – Пожилая усмехнулась, в усмешке была грусть пополам с иронией. Затем потрепала Веру по щеке. – Стало быть, милая, вам обязательно нужно родить, независимо оттого, хочет этого ваш муж или нет. Если вы сейчас пойдете у него на поводу, то потом себе не простите. Никогда. Вы поняли меня?

Вера молча кивнула.

– Ну и хорошо. – Пожилая демонстративно отодвинула от себя карту, давая понять, что разговор окончен.

– Мне идти? – робко спросила Вера.

– Да, идите. И сегодня же поговорите с мужем. У нас лаборатория работает ежедневно, кроме воскресенья. Направим его к самому лучшему специалисту.

– Спасибо. – Вера слабо улыбнулась. – Вы очень… вы так добры.

– Милая, это мой долг. К тому же вы заплатили за обследование немалые деньги.

Вера встала, повесила на плечо сумочку и пошла к порогу. Ей казалось, что докторша неотрывно смотрит ей вслед – у нее даже зачесалось между лопаток. Однако обернуться Вера не решилась, осторожно приоткрыла дверь и выскользнула в коридор. Там, в коридоре, она вздохнула уже свободней, поправила выбившуюся из прически прядь, подкрасила губы перед большим зеркалом в строгой черной раме и, нажав кнопку, вызвала лифт.

2

Вера вышла замуж в двадцать пять. Не рано и не поздно, а как говорится, в самый раз. С Митей они познакомились в подмосковном пансионате, куда Вера приехала с подругой.

Стояла поздняя осень. Основной сезон давно закончился, и отдыхающих было немного. Вера и Маринка бродили по аллеям мимо мохнатых елок, вдыхали чистый загородный воздух и отчаянно скучали. Настроение у обеих подруг было хуже некуда: Маринка только что рассталась со своим парнем и пребывала в глубокой депрессии, а Вера три месяца назад похоронила отца, до этого долго и мучительно болевшего, измотавшего вконец ее и мать. Уезжая отдыхать, каждая из девушек надеялась хоть немного отвлечься от своих проблем, завести приятное знакомство, от души повеселиться, но увы – вокруг были лишь пожилые тетки и несколько старичков, перенесших кто инфаркт, кто инсульт. За столом во время завтрака, обеда и ужина бесконечно обсуждались повышенное давление и артрит. Тетки наперебой давали друг другу советы, как сидеть на кефирной диете и заваривать отруби. Вера и Маринка слушали и зевали, им начинало казаться, что у них тоже колет сердце и ломит суставы.

По вечерам в клубе устраивалась дискотека. Девчонки сходили на нее, посидели на обшарпанных стульях в полупустом зале, поглазели на танцующих шерочка с машерочкой дам – старички обходили танцплощадку за версту – и предпочли на сон грядущий телевизор.

На четвертый день такого существования Вера совсем захандрила. Маринка достала ее своим нытьем, на завтрак давали неизменную геркулесовую кашу, а по телевизору каждый вечер шел мексиканский сериал, который она смотреть не могла без содрогания. Вере жутко захотелось почитать что-нибудь увлекательное, какой-нибудь детективный или приключенческий роман, в который можно было бы окунуться с головой и забыть обо всем на свете. Однако, как назло, она не взяла с собой из дому ничего, кроме пары журналов, прочитанных от корки до корки в первый же вечер. Вера решила сходить в библиотеку, благо таковая в пансионате имелась. Оставив Маринку в холле страдать над мыльными переживаниями мексиканских героев, она спустилась вниз и перешла в соседний корпус.

В библиотеке царили тишина и покой. Вкусно пахло бумажной пылью, под потолком висел молочно-белый абажур, изливая на стеллажи потоки матового света. Казалось, время здесь текло по-другому, гораздо медленней, чем во внешнем мире. Тихо и четко тикали круглые часы на стене, за стойкой дремала белобрысая девушка-библиотекарь.

Зал был пуст. Так по крайней мере показалось Вере на первый взгляд, но в следующую минуту она поняла, что ошиблась. Сбоку, у самого окна, горбилась за столом какая-то фигура. Вера кашлянула, фигура разогнулась и оказалась мужчиной лет тридцати, рыжеватым, гладко выбритым, в смешных старомодных очках в роговой оправе. «Интересно, откуда он взялся? – подумала Вера с любопытством. Она могла поклясться, что за эти дни ни разу не видела его ни в столовой, ни корпусе, ни вообще на территории пансионата.

Очкарик посмотрел на нее вопросительно, хотел что-то сказать, но передумал и снова склонился над заваленным бумагами и книгами столом.

– Здравствуйте, – проговорила Вера, понимая, что выглядит довольно глупо: если бы незнакомец заинтересовался ею, то, наверняка, поздоровался бы первым, а не уткнулся в свою писанину.

– Добрый вечер, – вежливо, но холодно ответил очкарик и что-то пометил на листке остро оточенным карандашом.

Вере показалось обидным, что он продолжает работать, не обращая на нее никакого внимания. «Тоже мне, бирюк какой-то», – неприязненно подумала она и хотела уже подойти к стойке, но очкарик внезапно поднял голову.

– Вы что хотите взять? – Голос у него был мягкий, бархатистый, почти, как у певца, но с едва заметной хрипотцой. – Что-то конкретное или вам все равно?

– Честно сказать, не знаю. – Вера пожала плечами. – Вообще-то я надеялась, что тут есть Агата Кристи или Жорж Сименон.

– Увлекаетесь детективами? – Мужчина усмехнулся и отодвинул от себя бумаги. – К сожалению, я вас разочарую: тут нет ни Кристи, ни Сименона. Только Юлиан Семенов.

– Что ж, придется взять Семенова. – Вера кокетливо улыбнулась, радуясь неожиданно возникшей возможности пообщаться с кем-то кроме вечно плачущей Маринки и ворчливых теток. – А вы, я вижу, здесь здорово ориентируетесь.

– Не здорово, но ориентируюсь, – серьезно произнес очкарик. – Моя профессия подразумевает близкое знакомство с книгами.

– И кто же вы по профессии? – Вера смотрела на него с все возрастающим интересом. Ее душа ликовала: надо же, встретить здесь, в этой дыре, такого приятного мужчину, да еще увлекающегося книгами. Будет о чем поболтать, особенно по контрасту с Маринкой, которая в жизни ни строчки не прочла, кроме кулинарных рецептов да гороскопов.

– Я литературный критик, – сказал очкарик с достоинством и зачем-то пригладил волосы на макушке.

– Это замечательно! – искренне восхитилась Вера. – Я никогда раньше не была знакома с критиками. Скажите, как ваше имя?

– Дмитрий. Дмитрий Полонский. Может быть, слышали когда-нибудь? – Он поглядел на нее с надеждой.

Имя Дмитрий Полонский было Вере совершенно неизвестно, однако это не имело сейчас ровным счетом никакого значения. Очкарик нравился ей с каждой минутой все больше, Вере захотелось сделать для него что-нибудь приятное. Она кивнула и, не моргнув глазом, соврала: