Бахтамов Рафаил
Открытие
РАФАИЛ БАХТАМОВ
ОТКРЫТИЕ
- Самостоятельное дело всегда интересно, - сказал прокурор.
- Самостоятельное, - конечно. - Валерий вежливо наклонил голову. Это самое дело было от него бесконечно далеко. Особенно после вчерашнего выговора.
- Дело, которое мы хотим вам поручить...
- Мне?
- Вам. 17 мая сего года...
Это что: воспитание доверием? "Молодой следователь Валерий К. проводит первое самостоятельное дело.
Спасает невинных, разоблачает виновных. Воспитывает и воспитывается сам, осознавая глубокую поэзию труда следователя". Все ясно, а внутри что-то дрожит-первое самостоятельное дело.
- ...на нефтеперерабатывающем заводе произошел взрыв, - продолжал прокурор. - Люди, к счастью, не пострадали. Предприятию причинен материальный ущерб в сумме 860 рублей...
- В новых деньгах? - машинально спросил Валерий.
- В новых. Следствие по делу вел Сурен Аркадьевич Мелкумян. Вчера он лег на операцию. Так что кончать придется вам.
- И много... Я хочу сказать, многое он успел?
- Осмотр места. Допросы. Получил заключение экспертизы. Набросал проект обвинительного заключения.
- Что же мне остается? Отдать заключение на машинку, проверить и принести на подпись?
- Проверить - да, - холодно сказал прокурор. - Полагаю, вы знаете: принимая дело к своему производству, вы принимаете на себя и ответственность.
- Разумеется, - Валерий равнодушно кивнул.- Какая там ответственность...
Прокурор долго смотрел на него - словно вспоминал что-то. И вдруг улыбнулся.
- Вернемся к делу. Говорить об умысле, конечно, не приходится. Обвиняемой Таировой 22 года. Окончила техникум, оператором работает недавно. Значит, одно из двух: небрежность или казус. Граница, вы знаете, тонкая.
Валерий любил железную строгость юридических формул. Ни одного лишнего слова. Все просто и точно, как в отшлифованных тысячелетиями доказательствах теорем.
Предвидел и желал наступления преступного результата (в данном случае-взрыва) - прямой умысел; не желал, но допускал - умысел косвенный; не предвидел, но обязан был предвидеть - преступная небрежность; предвидел, но неосновательно надеялся предотвратить- преступная самонадеянность; и, наконец, не предвидел и не должен был предвидеть преступления нет, казус.
- Граница тонкая, - повторил прокурор. - Формально - прошла инструктаж, выучила правила... Но я перечитываю дело и думаю: могла она все-таки предвидеть взрыв?..
- Теоретически случай любопытный, - согласился Валерий. - Практически, однако, ничем особенным суд ей не угрожает. От силы ей дадут, по-моему, год...
- Мелочь, разумеется, - кивнул прокурор. - Жаль, что вы раньше молчали. Я бы вам устроил месяца три тюрьмы... В порядке преддипломной практики!
Валерий побледнел. Теперь все. Конец. Пишите заявление...
- Я сказал чушь, - пробормотал он.
- Глупость, - поправил прокурор. - О ходе следствия будете докладывать мне. Возьмите дело.
* * *
За проходной - плакат. На плакате - самолет, вовсю ширину разбросавший стальные руки-крылья.
По небесно-голубому красным: "Больше светлых" и три решительных восклицательных знака.
- Конечно, светлых нефтепродуктов, - пояснил сопровождающий.
Он не очень-то понимал, что от него требуется. Специалисту он охотно показал бы новый цех, при случае и поспорил бы. Для неспециалистов ("публики", говорили на заводе) давно выработались и стиль объяснений, и маршрут. С таким посетителем он имел дело впервые.
Не специалист - ясно. Но и не публика. Следователь.
Валерий смотрел на массивные тела резервуаров, на махины колонн и башен, увитых разноцветной перевязью труб. Мелькали названия, цифры температур и давлении, крекинг каталитический, термический, специальный.
Он не очень вслушивался. Смотрел, сравнивал. Вначале терялся - масштабы здесь были совсем другие, чем в книгах. Но вот он уловил что-то знакомое. Потом еще и еще. Это было как при встрече с человеком, которого знаешь по фотографии. Мысль, упрощенная в книгах до схемы, ощущалась здесь в живой сложности.
Постигать ее было трудно и радостно...
В операторных это ощущение терялось. Девушки в белых халатах, в косынках, повязанных по-домашнему, щебетали о посторонних делах. В одном месте он услышал восторженную оценку новой итальянской картины, в другом насмешливую характеристику какой-то Зины и жалобу на чулки, у которых вечно спускаются петли.
Так же легко, небрежно, девушки перебрасывались разными "дестиллятами" и "ректификатами". Время от времени одна из них подходила к приборам, поглядывала на медленно ползущую ленту, записывала. Нажимала на кнопку и торопливо возвращалась к столу - продолжать разговор.
Думали они в этот момент над последствиями того, что делали? Это казалось сомнительным. Должно быть, чего-то такого не предвидела и Таирова. Обязана была предвидеть! Легко сказать "обязана", а могла? Попробуй, пойми. Одно дело классический стрелочник из учебника уголовного права, забывший перевести стрелку, или шофер, в состоянии опьянения, севший за руль... Там ты ставишь себя на место преступника и говоришь: я перевел бы стрелку, я не сел бы в машину пьяный. А тут:
сумел бы я представить последствия, если бы нажал, скажем, на эту красную кнопку?..
Конечно, виновата и администрация. Нельзя доверять установку неопытному человеку. Во всяком случае надо контролировать. Хотя попробуй, успей. Нажал кнопку и взрыв...
- Взрыв? - переспросил инженер.
- Да, я хотел бы осмотреть установку, где произошел взрыв.
- Пожалуйста... Только зачем же взрыв? Просто авария.
Это не первый. Все, начиная с директора, избегали говорить "взрыв". Как угодно: авария, неприятность, происшествие - только не взрыв. И вообще этот случай старались забыть. Директор, например, все время подчеркивал, что ничего страшного, жертв нет. "Материальный ущерб? - он пожал плечами. - Для такого завода как наш... По секрету: мы не стали бы предъявлять иск, если бы не бухгалтер (Валерий не знал, что на всех совещаниях, с поводом и без повода, директор возвращался к взрыву).
"Объект преступления" - установка высокотемпературного крекинга - по виду не отличалась от других.
Такая же махина: металл, кирпич, трубы. "Можно подняться?" - "Конечно. Но установка работает нормально".
Все-таки он поднялся - взлетел на лифте. Походил по площадке. Ничего не увидел. Даже меньше, чем снизу. Там просматривались хоть общие контуры. Здесь какая-нибудь одна труба заслоняла все.
Зашли в операторную. Тут все как будто обычно. Но девушки в косынках сразу смолкли. Двое занялись манометром. Другие что-то старательно записывали. На вопросы отвечали коротко и сугубо официально. Даже между собой стали говорить на "вы". "Анна, дайте, пожалуйста, номограмму шестой. Нет, нет, спасибо".
Начальник установки - немолодой человек с седыми лохматыми бровями назвал себя, показал все, что требовалось, но в разговор не вмешивался. Отвечал сопровождающий.
Да, установка управляется отсюда. Эти задвижки.
Сначала следует повернуть левую, потом правую. Ошибиться трудно цвета, как видите, разные. Покрашены недавно? Верно, краска немного стерлась. Есть схема, абсолютно ясная. Разумеется, висит давно - видите, бумага пожелтела. Если открыть в обратном порядке?
Взрыв возможен. Нет, не обязателен. Все зависит от мгновенных параметров: концентрации, температуры, давления...
Начальник установки? Но ведь это случилось в третью смену. Да, сменный инженер. Имела ли право Таирова?
Разумеется. Если инженер будет заниматься каждой мелочью, на что операторы... О причинах он судить не берется, это не входит в его компетенцию. В ближайшее время будет установлена автоматическая система контроля, исключающая ошибки.
Назиму Таирову он знает. Добросовестный оператор, хороший работник. Начальник установки кивает: правильно. Грустно вздыхает: что поделаешь, несчастье. С каждым может быть.
Валерий молчит. Ничего нового. Обо всем этом сказано в заключении. Даже задвижки он видел раньше - на эскизе. И представлял: сначала оператор поворачивает левую. Выжидает, пока температура снизится на 150 градусов. Открывает правую. Следит по приборам за повышением температуры. Закрывает обе. И все.
Просто.
Правила Таирова, конечно, знала. И выполняла, надо думать, точно. Кроме одного: вместо левой задвижки вначале открыла правую. Температура сразу подскочила, произошел взрыв.
- Двинемся дальше? - вежливо спрашивает сопровождающий.
- А? Нет, нет... Вернемся.
Теперь они подходят к плакату с другой стороны.
Самолет ничего, а буквы наизнанку выглядят диковато.
Инженер, кажется, немного разочарован. Чего он собственно ждал: хитроумных вопросов, подвоха? Прощаясь, они смотрят друг на друга и улыбаются: ровесники, вчерашние студенты, специалисты...
Секретарь директора кивнула Валерию, как старому знакомому.
- Открыть?
- Пожалуйста.
Провела его в комнату (письменный стол с зеленоватым стеклом, чернильница, счеты; на стенах диаграммы: что-то поднимается, что-то падает).
- Располагайтесь, - сказала она. - Я ее сейчас сызову.
Стук...
- Войдите.
У нее было худое, смуглое, тонко очерченное лицо. Но это он увидел потом. Даже глаза - очень большие, очень темные-он умудрился не заметить.
- Садитесь, - сказал он суховато. И когда они сели: - Моя фамилия Крымов. Валерий Петрович Крымов. Мне поручили... проверить обстоятельства дела (он не хотел сразу огорошивать ее "следователем").
- Дела?
- Да, аварии. Вам что, не сообщили, зачем вызывают?
- Нет... Не сказали.
- Вы не волнуйтесь, - сказал он бодро. - Все выяснится. Для этого мы и назначены.
- А Сурен Аркадьевич?
- Мелкумян? Он болен. Расскажите, пожалуйста, подробно, как все произошло.
