Василий Ардаматский

Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов

Когда Юрий Коробцов начал рассказывать мне удивительную историю своей нелегкой, запутанной жизни, я о нем уже знал многое и даже такое, что ему было неизвестно. Поэтому в дальнейшем, по ходу его рассказа, я должен буду сделать несколько примечаний.

Судьба Юрия Коробцова необычна, но для меня самое интересное в ней не его приключения, а все то, что эти приключения породило.

А теперь — его рассказ…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Ясно помню себя только с первого класса школы. А все, что было до этого, похоже на обрывки сумбурного сна. Помню, например, что однажды я разговаривал во дворе с большим красивым петухом и даже так его чем-то рассердил, что он бросился на меня…

Помню, как однажды я спросил у мамы — можно ли пройти по радуге, как по мосту? Она засмеялась и сказала: «Попробуй». И я бы попробовал, но радуга вдруг растаяла.

Или вспоминается такое: будто я нахожусь в лесу, в котором бушует пожар. Огонь, как рыжая белка, взбегает по стволу могучего дерева все выше, выше; там, наверху, слышится треск, пламя разбегается по ветвям, свивается в ревущий столб огня. А в это время другие белки бегают по земле, перепрыгивают через канавы. Одну я придавливаю ногой, но она вырывается и убегает. Возле меня проносятся обезумевшие от страха лесные звери — лиса, сама похожая на кусок огня, неуклюжий, жалобно ревущий медведь, заяц с опаленным боком, еж, у которого тлеют колючки. И все они, увидев меня, кричат: "Юра, спаси нас!"

Однажды мне — уже взрослому — предложили написать все, что я помню о своем детстве. Я написал и про этот лесной пожар. В результате в моей личной характеристике, составленной офицерами американской разведки, было записано: "Имеет склонность к фантазированию"… Между тем это воспоминание, как теперь я понимаю, имеет свою реальную почву.

Мой отец служил в пожарной команде и, конечно, рассказывал дома о своей работе и, наверное, однажды рассказал о том, как горел лес.

Помню зимний день. В саду отец мастерит скворечник — маленький домик из белых дощечек. Потом по глубокому снегу он идет к тополю, который растет возле сарая. Зажав в зубах два больших гвоздя, отец лезет на дерево и к самой его верхушке прибивает скворечник.

— Юрка, зови скворцов на новоселье! — кричит он мне оттуда.

На другой день я обнаружил, что в скворечнике поселились воробьи. Я еле дождался вечера, когда отец пришел наконец домой, и рассказал ему о нахальных воробьях. Отец рассмеялся:

— Они, Юрка, сняли домик временно — до прибытия основных жильцов…,

И действительно, однажды утром я проснулся и услышал за окном нежный свист, а потом: буль-буль-буль, — будто дули в свисток с водой. Я выглянул в окно и сразу увидел двух скворцов. Один, нахохлившись, сидел на крылечке своего домика, а другой, который свистел, — на сухом суку тополя…

Ясно помню несколько дней одного лета. Мы, ребятишки с нашей улицы, побежали на берег Дона смотреть купальщиков. Солнце уже спускалось к земле. Было ветрено и довольно холодно, никто не купался. У меня сорвало с головы белую панамку, и она полетела к реке, я еле догнал ее, придавил ногой и потом надел на голову, не заметив, что она в грязи. А ребята надо мной смеялись. Потом мы вертелись возле рыбаков. Один на наших глазах поймал маленькую рыбешку и бросил ее нам. Я первый схватил ее и пустил в воду — она поплыла как-то бочком и поверху. В это время показался пароход, и я забыл о рыбешке… Потом мы стали швырять в реку камни. И вдруг слышу:

- Юрка! Юрка! Где ты?

Оглядываюсь и вижу нашу соседку Елену Ивановну, тетю Лену.

— Скорей, скорей! — кричит она и машет мне рукой.

Я не хотел уходить от ребят, но тетя Лена схватила меня за руку и потащила домой.

— Дурачок ты мой маленький, — приговаривала она и смотрела на меня как-то странно, будто не узнавала.

Я послушно шел и ни о чем ее не спрашивал. Я привык слушаться тетю Лену, как маму. Моя мама работала на химзаводе и, пока для меня не было места в заводском детсадике, по утрам отводила меня к тете Лене, и я проводил в ее доме весь день, пока за мной не приходили мама или отец. У тети Лены была швейная машинка, и мне разрешалось крутить ножное колесо, когда с него был снят привод… И на этот раз я нисколько не удивился, когда она привела меня к себе.

Тетя Лена жила одна. У нее была только кошка Лыська. Но сейчас в ее домике было полно народу. Почему-то все жалобно смотрели на меня, вздыхали и переглядывались. Тетя Лена дала мне кружку молока. Я стал пить молоко и видел, что женщины шепчутся все время. Потом мне захотелось спать, и я сказал, что пойду домой.

— Дома у тебя никого нет, — сказала тетя Лена. — Папка на дежурстве, а мама пошла в ночную смену.

Тогда я покорно лег на хорошо знакомую мне кушетку и вскоре заснул под шепот соседок.

Утром тетя Лена опять сказала, что дома у меня никого нет и что мы поедем на весь день к ее родственнице, которая живет по ту сторону Дона. Это было интересно — я еще никогда не бывал на другом берегу нашей реки…

Мы пошли в центр города, сели в трамвай и потом очень долго ехали.

Родственница тети Лены — бабушка Лукерья — оказалась глухой старушкой очень маленького роста, она была только чуть повыше меня. Жила она в маленькой хибарке-мазанке, которая стояла в заросшем саду. Я сразу начал играть там в лесного разбойника. И мне было жаль, что нет здесь моих дружков с нашей улицы.

Здесь я провел весь день и не заметил, что тетя Лена куда-то исчезла. Когда бабушка Лукерья кормила меня, сна приговаривала:

— Кушай, сиротка моя, кушай…

Под вечер появилась тетя Лена, и мы поехали домой. Я заснул в трамвае, а проснулся опять на кушетке у тети Лены.

Когда на другое утро, умытый и одетый, я сидел за столом, вбежала мама, какая-то странная, растрепанная. Она бросилась ко мне, обхватила меня обеими руками и стала громко плакать. Я никогда не видел, как она плачет, и растерялся, не знал, что делать. И вдруг спросил:

— А где папа?

Мама заплакала еще сильнее. Заплакала и тетя Лена. Мама еще крепче прижала меня к себе и тихо сказала:

— Нет у тебя, Юрик, папы. Погиб наш папа. Понимаешь? Погиб…

С улицы донесся автомобильный гудок. Тетя Лена выглянула в окно и засуетилась:

— Приехали, Верочка. Пошли…

Возле нашего дома стоял красный пожарный автомобиль. Человек в военной форме помог маме и мне сесть рядом с шофером, а сам с тетей Леной сел где-то сзади. Машина развернулась и покатилась по улице. У всех соседних домов стояли люди, они смотрели, как мы едем. Меня прямо раздувало от гордости.

Я спросил:

— Мы едем к папе?

Мама чуть кивнула и отвернулась. Шофер посмотрел на меня и вздохнул.

Да, мы приехали к папе… Я уже один раз видел похороны. На нашей улице хоронили веселого сапожника, которого я хорошо знал. И я сразу догадался, что здесь хоронят папу. А это значит, что я его больше никогда не увижу. Мне стало очень страшно, и я заревел. Какие-то незнакомые женщины повели меня в другую комнату, совали мне конфеты и обещали показать что-то необыкновенное…

И вдруг уже вечер, и меня везут домой, вернее, к тете Лене…

Утром меня разбудила мама. Она была такой ласковой, обнимала меня, целовала. А потом вдруг задрожала вся и выбежала в другую комнату.

Позже я узнал от мамы, что отец геройски погиб при тушении пожара на бензоскладе. Он бросился в пламя, успел перекрыть какой-то кран, но сам сгорел. Его посмертно наградили орденом, а нам с мамой дали хорошую пенсию.

Мы жили на окраине Ростова. Сразу за нашим садом была балка, а дальше открывался зеленый простор. На той стороне балки часто разбивали табор цыгане. Тогда на нашей улице появлялись пестро одетые босоногие цыганки с черными цыганятами, и все соседи закрывали калитки на запор.

Однажды я стоял около ветхого забора нашего сада и ел малину. И вдруг слышу:

— Мальчик, как тебя зовут?

Смотрю туда-сюда — никого не вижу. И опять тот же вкрадчивый голос:

— Мальчик, как тебя зовут?

И тут в большой дыре забора я увидел цыганку.

— Юра, — ответил я.

— Какой же ты красивенький, — сказала она и обернулась к кому-то за своей спиной: — Ромка, посмотри, какой красивый мальчик…

В дыре появилась коричневая физиономия и два огромных черных глаза.

— Что ты делаешь? — спросил цыганенок.

— Ем малину.

— Дай мне.

— Как же я тебе ее дам, если она растет на кустах?

— А я залезу к тебе.

Я и опомниться не успел, как он очутился рядом со мной и стал торопливо поедать малину. Цыганка засмеялась и ушла.

Когда мы вдоволь наелись, Ромка повел меня в табор. Через дыру в заборе мы выбрались из сада, и Ромка, ловко хватаясь за кусты, помчался вниз по склону балки.

— Быстрей! Быстрей! — кричал он, и глубокая балка повторяла его голос.

Меж тем уже вечерело. В предсумеречном свете все в таборе показалось мне необыкновенным. Здесь пахло дымом, дегтем и конским потом. У костра сидели цыганки, про которых говорили, что они крадут детей. Но они не обратили на меня никакого внимания. Они возились со своими детьми, варили на костерках пахучую еду, курили… Поодаль парень гонял на поводке вокруг себя черную лошадь. А три старика смотрели, как он это делал. Где-то в кустах звякали цепными путами другие лошади. Возле одинокого дерева дышлами в разные стороны стояли три телеги с крытым верхом, оттуда выглядывали совсем маленькие цыганята. И вдруг из-за кустов вышла огромная красная луна.