Анна Гурова
Превращение
Часть 1. Дракон по гороскопу
Человек: — Почему ты всё время смотришь на дверь?
Ланцелот: — Я жду, когда появится дракон.
Человек: — Ха-ха! Я — дракон.
Глава 1.Как всё начиналось
В одном из северных районов Петербурга, на набережной Невы, за чугунной оградой высотой в два человеческих роста, стоит величественное здание супер-секретного оборонного НИИ. Оно отделано розовым мрамором, пёстрой яшмой и полированным чёрным гранитом, украшено помпезными портиками и циклопическими колоннами, и в целом похоже на храм какого-то древнего и опасного божества. Окна, в которые мог бы влететь вертолёт, закрыты решётками и наглухо зашторены, чтобы никакие натовские шпионы не смогли бы подглянуть, что мы там делаем. Вообще-то мы и сами не должны этого знать. Двадцать лет назад, рассказывала матушка, один отдел не знал, что проектирует другой, а конечная цель работы была ведома только Минатому.
Но сейчас всё изменилось. Древнее божество давно мертво, наши оборонные секреты и даром никому не нужны. Финансируется институт ровно настолько, чтобы немногочисленные сотрудники не померли с голоду (а то это было бы совсем неприлично). Если подойти к нашему НИИ поближе, то видно, как осыпалась мраморная облицовка стен, а яшмовые капители словно кто-то погрыз, и стало окончательно ясно, что они из покрашенного под яшму кирпича. На стоянке одиноко чахнут «Жигули» престарелого главного инженера. Зато по соседству процветает новёхонькая церковь, куда после работы бегают наши сотрудники — тётушки предпенсионного возраста, которые сидят в НИИ, потому что больше их никуда не берут, даже офис-менеджерами. В общем, вы поняли, почему наш некогда могучий секретный институт на районе пренебрежительно называют «богадельней».
Иногда я кажусь себе захудалым бароном, который благородно нищенствует в своём огромном, обветшалом замке, вместо того чтобы взять и заняться разведением племенных овец, грабежом на большой дороге или каким-нибудь ещё средневековым бизнесом.
Именно об этом мне и толковала Ленка, когда мы с ней пили компот в институтской столовке.
— Ну вот объясни мне, Лёша — что ты, молодой здоровый парень, забыл в этом доме престарелых инженеров?
Я задумчиво глядел в стакан. Компот был казённый, водянистый, с вываренным склизким яблоком на дне. Точно таким же меня когда-то насильно поили в детском саду. И я пил — а куда было деваться?
— Ну… Допустим, мне нравится моя работа.
Прозвучало как-то неубедительно.
Ленкины выщипанные брови манерно изогнулись.
— Не понимаю! Как может нравиться работа, которая никому не нужна?
— Ну, почему же никому. Натовцам нужна, — сказал я не очень уверенно. — Враг, типа, не дремлет, и всё такое.
Ленка презрительно фыркнула.
— Хватит нести чушь! Все люди вертятся, деньги зарабатывают, а ты, вместо того, чтобы устроиться на нормальную работу, тупо просиживаешь штаны в своей полумёртвой шарашке… На худой конец, если твоя «работа» и в самом деле нужна натовцам, так и поехал бы к ним. Получил бы грант…
— Нет уж, — сказал я гордо. — Так низко я ещё не пал. Я патриот!
— Патриот, ой не могу! Да ты просто лузер.
«Умолкни, женщина! — высокомерно сказал я (мысленно) и махнул рукой воображаемым слугам: — Как сюда пролезла эта холопка? Выкиньте её за ворота!»
Строго говоря, Ленка не имела права тут находиться. В прежние времена её бы и к дверям не подпустили без пропуска. А теперь попасть внутрь — запросто. Один звонок с вахты: «Лёша, я внизу, выйди встреть меня!» или ещё проще: «Мамуля, я передаю трубку на вахту, скажи этому старпёру, чтобы он меня пропустил!»
Ленкина мама трудится в соседнем отделе, вместе с моей матушкой. Когда я был маленьким, в этом НИИ работали родители половины моих одноклассников. Но с Ленкой я тогда ещё не познакомился. Это знаменательное событие произошло в позапрошлом году. Мы встречались с Ленкой ровно полгода, после чего расстались. Точнее, она меня бросила, заявив, что наши жизненные ценности не совпадают, и вообще я лох. Проблема была в том, что с облегчением от меня избавившись, Ленка вскоре обнаружила, что беременна. И теперь у нас с ней есть общая дочь полутора лет от роду. Ленка считает, что этот факт даёт ей полное право терроризировать меня, сколько ей вздумается. Приятели подкалывают меня, что я, не будучи ни разу женатым, огрёб все минусы семейной жизни, как моральные, так и финансовые.
Я отвернулся и с тоской уставился в окно. Невыносимо захотелось взять свой верный двуручный меч, надвинуть забрало поглубже, и выйти на большую дорогу. Или уйти в крестовый поход — главное, подальше от Ленки.
За окном не было ничего, кроме моего отражения. На улице уже стемнело. Не зимняя кромешная тьма, а скорее — сыро, сумрачно, неспокойно. Словно назревал какой-то природный катаклизм, то ли ливень, то ли снегопад, а скорее всего и то, и другое.
Я уже привык к тёмным окнам. Приходил на работу затемно. Уходил после заката. Не потом, что рабочий день был таким длинным, а потому что световой день — коротким. Ранние октябрьские сумерки в шорохе листопада… Ноябрьский бурый, бесснежный мрак, когда кажется, будто за окном — Нижний Мир, в котором ни света, ни солнца, а только вечная тьма, а ты сам не заметил, как провалился в тартарары вместе с городом… Январское мелькание снежинок, сумасшедший танец метели, когда по заиндевевшему стеклу пробегает дрожь, и снаружи доносится далёкий, мертвенный вой ветра… И я ёжился, представляя, как после работы пойду через тёмные пустые дворы, а этот ветер, словно ниндзя, со свистом будет швырять мне в лицо колючие звёздочки… Февральские оттепели, когда в окно свирепо лупила снежно-дождевая каша…
Сейчас на календаре было начало марта. Если бы Ленка на секунду замолчала, стали бы слышны питерские весенние звуки: шум, шелест, шипение, плеск воды, звонкие редкие удары капель по жестяному подоконнику. Капли бежали по стеклу, как строчки японской скорописи или загадочные надписи на экранах компьютеров Зиона в «Матрице». Казалось, они несли послание, которое я никогда не сумею прочитать. Оно не мне адресовано — потому что я…
— А вот я и не лузер, — внезапно решив блеснуть эрудицией, возразил я. — Я дауншифтер.
— Это ещё кто? — спросила Ленка с подозрением.
— Лузер — это тот, кто пытался взобраться наверх и не смог, — объяснил я. — А дауншифтер — он… он даже и не пытался. Тот, кто просто живёт, как считает нужным, в своё удовольствие.
— Лузер, и лентяй вдобавок, — сделала вывод Ленка. — Нашёл чем хвастаться. Дурак ты всё-таки.
Я устал от этого разговора. Честно говоря, он повторялся так часто, что одни и те же реплики ходили по кругу. Толкотня воды в ступе. Какое ей дело, как и зачем я живу? Муж я ей, что ли? Так она ещё зимой вышла замуж за какого-то хмыря, о котором мне известно только то, что он ездит на «Крайслере». Вот его пусть и пилит!
А вот интересно, если я — барон, то Ленка кто? Баронесса? Да какая из неё баронесса! Так, сварливая ключница.
И я со вздохом сказал то же, что обычно говорю:
— Просто я не желаю участвовать в этих крысиных бегах, понимаешь? У меня другие цели в жизни!
— Ах ты не желаешь? Ах у него цели в жизни! — привычно начала заводиться Ленка. — А дочку кто кормить будет?
Я тяжело вздохнул. Ну, начинается. Вообще-то я честно предлагал отдавать ей четверть зарплаты, как положено, но зарплата у нас в НИИ такая, что Ленка заявила, что я над ней издеваюсь, и вообще отказалась от «подачки». И теперь колола мне этим глаза.
— Как тебе вообще не стыдно жить на свете, зная, что твоего ребёнка содержит другой мужчина!
— Так ты же не берёшь от меня денег!
— Потому что это не деньги, а кукушкины слёзки!
— А почему я должен давать тебе больше, если ты Ваську даже по воскресеньям ко мне не отпускаешь?! — рявкнул я, потеряв терпение.
— Да потому что не хочу, чтобы она стала таким же лузером как ты! И хватит называть её Васькой!!
Дочку вообще-то звали Василиса. Ленка назвала её этим наимоднейшим в позапрошлом сезоне именем — разумеется, не посоветовавшись со мной. Заметьте, я промолчал. Только и рассказал ей анекдот: «Вышла Василиса Премудрая за Ивана—Дурака, и стала она Василиса Дурак». Ленка юмор не заценила. А я всё равно звал малявку Васькой, и между прочим, она откликалась.
Моя внебрачная баронская дочь. Наследная принцесса захудалого королевства…
— И все ты врёшь, и нет у тебя никаких «других целей», — продолжала гвоздить меня Ленка. — И вообще целей нет. Ты сам не знаешь, зачем живёшь. Пока все нормальные люди зарабатывают деньги, упираются, стремятся добиться успеха, ты влачишься по течению, как кусок…
В последний момент Ленка сдержалась, но я вполне уловил её мысль.
«Спокойно, — приказал я себе. — Сократ своей жене деньги платил, чтобы она его оскорбляла, и тем самым тренировал дух… Или не жене? А, неважно.»
— Ты права, — сказал я кротко. — Да, у меня нет целей. Да, я не знаю, зачем живу.
Сказал, чтобы подразнить её — и вдруг понял, что так оно и есть.
И вокруг сразу всё словно осветилось холодным, безжалостным светом. Так всегда бывает, когда случайно признаёшься себе в чём-то неприятном, что от себя долго скрываешь.
— А пора бы знать, в твоём-то возрасте!
Тут Ленка принялась меня поучать и понесла такие банальности, от которых меня просто затошнило.
— Жизнь — жестокая штука, Лёша. Все мы в ней — хищники или жертвы. Или ты — или тебя. Другого выбора нет. Ты не будешь прятаться от неё всю жизнь за родительской спиной. Пора уже повзрослеть, стать мужчиной… Хотя нет, тебе это не грозит. Настоящий мужчина — это хищник, он зубами вырывает из жизни всё, что хочет. Это то, на что ты не способен…
