Алданов Марк
Самоубийство
М. АЛДАНОВ
САМОУБИЙСТВО
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Чете Рихтеров был указан в Брюсселе сборный пункт: квартира Кольцова. Этот же адрес был дан и другим участникам Съезда. Но консьержка, находившаяся со вчерашнего вечера в состоянии полного бешенства, объявила, что больше ни одного "саль рюсс" в дом не пустит: пустила четырех, входят как к себе, шумят, кричат, довольно!
Хозяин квартиры был очень смущен и даже взволнован: боялся, что гость рассердится. Кольцов кричал, что этого так не оставит, что будет жаловаться властям (не сказал: полиции), что обратится к бельгийской социалистической партии. Однако Рихтер не рассердился и высказался против жалоб: он всю жизнь боялся консьержек; говорил, что быть с ними в добрых отношениях обязательно для каждого революционера.
...Да ничегошеньки ваша бельгийская партия сделать не может, если б даже и согласилась. Нельзя ли нам приютиться в помещении Съезда?
Кольцов развел руками еще более смущенно.
- Никак нельзя, Владимир Ильич. Это помещение просто амбар для муки! Им было очень, очень совестно, они страшно извинялись, но ничего другого не оказалось!
- Не оказалось? - с усмешкой спросил Рихтер. Это был невысокий, коренастый лысеющий человек с высоким лбом, с рыжеватыми усами и бородкой, в дешевом, чистом, без единого пятнышка синем костюме с темным галстухом, концы которого уходили под углы двойного воротничка. Глаза у него были чуть косые и странные. Он был всю жизнь окружен ненаблюдательными, ничего не замечавшими людьми, и ни одного хорошего описания его наружности они не оставили; впрочем, чуть ли не самое плохое из всех оставил его друг Максим Горький. И только другой, очень талантливый писатель, всего один раз в жизни его видевший, но обладавший необыкновенно зорким взглядом и безошибочной зрительной памятью, весело рассказывал о нем: "Странно, наружность самая обыкновенная и прозаическая, а вот глаза поразительные, я просто засмотрелся: узкие, краснозолотые, зрачки точно проколотые иголочкой, синие искорки. Такие глаза я видел в зоологическом саду у лемура, сходство необычайное. Говорил же он, по моему, ерунду: спросил меня - это меня то! - какой я "фХакции". - Ленин сильно картавил но не на придворный, не на французский, не на еврейский лад; почему то его картавость удивляла всех, впервые с ним встречавшихся. - Что ж делать? Не оказалось. Утешимся же тем, что им очень, очень совестно. Ищите для нас, товарищ Кольцов, помещеньице в каком-либо отельчике подешевле, но в чистеньком. А консьержку оставьте в покое, не то она и вас выживет.
То, что гость не рассердился, успокоило Кольцова: он боялся Ленина еще больше, чем Ленин боялся консьержек. Кого то отрядили караулить других участников Съезда. Объявил, что все-таки позвонит по телефону, - назвал имя видного бельгийского социалиста:
- Он во всяком случае пригодится, очень любезный человек, - сказал Кольцов.
- Валяйте, звоните. Пусть устроил бы скидку. Но с первых слов успокойте его, а то сей субъект подумает, что мы у него просим денег.
Вид Надежды Константиновны показывал, что она недовольна: не для нее, конечно (о себе она редко думала), но для вождя партии могли обо всем позаботиться заранее и не заставлять его ждать с вещами на улице. Она вдобавок видела, что Володя устал и нездоров: еще не так давно в Лондоне его мучила "зона". - "Неужто начнется опять!" - думала она с ужасом. Была и сама утомлена, однако, это не имело никакого значения. Желчные шутники в партии, подражавшие Плеханову, говорили, что Ленин женился на ней из принципа "чем хуже, тем лучше", и называли ее "миногой". Впрочем, ее скорее любили: при несколько суровом и гордом виде, она была не зла, не тщеславна, ни к каким званиям и должностям не стремилась, хотя по своим заслугам на некоторые, не очень важные, звания имела бы права. "Коротки ноги у миноги, чтобы на небо лезть". - Надежда Константиновна никуда не лезла и никому не завидовала. Она была женой Ленина и этого было достаточно. Во всем мире, кроме ближайших родных, одна она его называла "Володей". Даже люди, бывшие с ним на ты (их всего было два или три человека), называли его "Владимир".
- Этот съезд очень важен... Он собственно представляет собой Учредительное собрание партии, Первый съезд не идет в счет, - сказала она второстепенному (только с "совещательным") делегату, занимавшему ее разговором.
Кольцов побежал .в соседнюю лавку: "Не звонить же от этой злой бабы!"
- Подумайте, сам товарищ Ленин остался без пристанища! - сказал он по телефону. Бельгийский социалист не знал, кто такой Ленин, но отнесся вполне сочувственно. В первую минуту в самом деле опасался, что русские эмигранты, почти все бедняки, чего доброго попросят у него денег!
- Вот что, я сейчас же позвоню в "Кок д'0р", - сказал он. - Хозяин этой гостиницы член партии и мой приятель, он верно сделает и скидку для русских товарищей. Вы можете туда прямо проехать с товарищем Лениным, которому, пожалуйста, передайте привет.
Кольцов вернулся и сообщил всем новый адрес. Ленин, как ему показалось, предпочел бы, чтобы другие участники Съезда остановились не в той же гостинице, что он.
- Я вас провожу, Владимир Ильич.
Наняли извозчика. Ленин сказал было, что можно было бы поехать на трамвае. Кольцов объявил, что в трамвай такого чемодана не возьмут. Чемодан, видавший виды на долгом веку, был в самом деле объемистый. Ленин сам его дотащил до дрожек, хотя старался отобрать у него Кольцов.
- Почему же будете нести вы? Я покрепче вас, - сказал Ленин нетерпеливо, и, несмотря на все протесты Кольцова, сел на неудобную переднюю скамейку, предоставив ему место рядом с женой. Она была этим не очень довольна: "Володя уступает место Кольцову!" Кольцов же не мог не оценить: "Вот чего не сделал бы Плеханов!"
По дороге разговор не клеился. Надежда Константиновна еще гневалась, хотя и меньше.
- Судьбы нашей партии зависят от того, кто будет ее главным руководителем. И потому очень важен каждый голос на Съезде, - сказала она.
Муж оглянулся на нее с неудовольствием. Предполагалось, что вопрос о руководителе не имеет никакого значения. Она тотчас это поняла и немного смутилась.
- Я еще точно не знаю соотношения сил, - уклончиво ответил Кольцов. "Будет, конечно, голосовать с Мартовым!" - сердито подумал Ленин.
- Соотношение сил уже известно, - сказал он как бы равнодушно. "Совещательные" не в счет, будет 33 делегата с одним голосом, и 9 двуруких. Из всей компании 5 бундовцев, 3 рабочедельца, 4 южнорабоченца, 6 болота, остальные искряки.
- Искряки-то искряки, но вполне ли надежно их искрянство? - вставила Надежда Константиновна. - Ведь Мартов тоже искряк.
Ленин опять оглянулся на нее с досадой и что-то пробормотал.
- А какую позицию вы окончательно решили занять в отношении бундовцев? поспешил перевести разговор Кольцов.
- Прямо в зубы их бить не буду, но отношение будет архихолоднейшее. Пусть "Бунд", наконец, выявит свою личину! Во всяком случае в Феклу ни одного из этой компаньицы не возьмем, пусть идут к чорту! Ту се ке вуле, мэ па де са, сказал Ленин. Он часто вставлял в разговор и в письма слова на неправильном французском, немецком или на латинском языке. "Феклой" называлась редакция "Искры".
- Они и не претендуют на это, - сказал Кольцов обиженно. Он смутно - и совершенно неосновательно - подозревал Ленина, как и Плеханова, в некотором скрытом антисемитизме. - Просто они маленькие люди с ограниченным кругозором. Я говорю только о тех, которые будут на Съезде.
- Что маленькие, это не беда, ("Ты сам гигант".- насмешливо подумал Ленин). - Лучше маленькая рыбка, чем большой таракан. Но они хотят федерацийки, чтобы быть единственными представителями еврейского пролетариата. Фигу им под нос вместо федерации!
- А если они уйдут со Съезда?
- Скатертью дорога, - сказал Ленин и подумал, что если бундовцы уйдут, то у Мартова будет "пятью голосами меньше при выборе редакции "Искры". "Непременно раньше поставить вопрос о Бунде", - решил он.
Извозчик подъехал к гостинице. Кольцов хотел заплатить.
- У вас, Владимир Ильич, верно еще и нет бельгийских денег?
- Есть деньги, разменяли на вокзале, - сказал Ленин. Он жил скудно, берег каждую копейку, но не любил, чтобы за него платили другие, особенно бедные люди как Кольцов.
Комнатка в гостинице оказалась недорогая (хозяин в самом деле сделал скидку) и довольно уютная. В ней были и письменный стол, и даже полка для книг, - очень полезные вещи: съезд должен был длиться не меньше месяца. На полке лежали разрозненные номера иллюстрированных журналов.
- Я разберу вещи. Да и работа есть, - сказала Надежда Константиновна, взглянув на Кольцова. Она знала, что мужу отравляют жизнь разговоры: он и в Мюнхене, и в Лондоне, и в Женеве просил товарищей приходить к нему пореже, если не было дела.
- А мне надо бежать, - поспешно сказал Кольцов, тоже не очень хотевший с ними разговаривать; разговор мог стать неприятным.
- Бегите, - с готовностью согласился Ленин. - Здесь как? Надо хозяину показать паспорта?
- Не надо, никакой прописки не требуется, - объявил Кольцов. Он хотел было добавить, что Бельгия почти такая же свободная страна, как Швейцария, но не добавил: это замечание не понравилось бы вождю партии. Многие находили, что Рихтер - он же Н. Ленин, Тулин, Петров, Ильин, Старик, Ульянов - уже важнейший из вождей. Еще недавно он был главой того, что называлось шутливо "Тройственным союзом": Ленин- Мартов-Потресов. Такой же Тройственный союз был и в старшем поколении: Плеханов-Аксельрод-Засулич. Но, как ни у кого в Европе не было сомнений в том, что в настоящем Тройственном союзе всем руководит Германия, так и у социал-демократов признавалось, что главные среди шести это Ленин и Плеханов. Остальные четверо, при всех их качествах, были как бы тайными советниками революции при двух действительных тайных. Впрочем, теперь положение изменилось: разделение шло по другой линии, борьба намечалась преимущественно между Лениным и Мартовым.
