Валентинов Андрей
Ты уставший ненавидеть (Око силы 2-1)
Андрей ВАЛЕНТИНОВ
ОКО СИЛЫ
ВТОРАЯ ТРИЛОГИЯ
1 часть
ТЫ УСТАВШИЙ НЕНАВИДЕТЬ
Теплым сентябрьским днем на коктебельском пляже, как раз напротив знаменитого дома Волошина, два гражданина принимали солнечные ванны. Накануне шел дождь, и это, вероятно, распугало отдыхающих - почти никто не пришел в этот час на берег насладиться прелестями "бархатного" сезона. Лишь неподалеку от пустынного в этот час пирса какие-то дамы играли огромным надувным мячом да несколько чудаков из съехавшихся в Коктебель литераторов восседали в шезлонгах, лениво поглядывая на черную глыбу Карадага. Итак, вокруг никого не было, и двое отдыхающих могли без всяких помех с удобством расположиться на большой подстилке под лучами крымского солнца. Точнее, на самой подстилке сидел один - высокий, необыкновенно тощий мужчина лет пятидесяти, совершенный альбинос, скрывавшийся от солнца под большой белой пальмой, накинув для верности на плечи махровое полотенце. Второй - среднего роста крепыш - сидел прямо на гальке, подставляя горячим лучам загорелые почти дочерна плечи и грудь. Пожилой альбинос дымил "Казбеком", его молодой спутник, похоже, напротив, не переносил табачного дыма, стараясь отодвинуться подальше от медленно поднимавшихся в безоблачное небо сизых никотиновых колец. Они беседовали. Тот, что постарше, говорил быстро, горячо, его сосед отвечал не торопясь, взвешивая слова и делая перед каждой репликой не менее чем минутную паузу. Будь рядом кто- либо посторонний, он неизбежно обратил бы внимание на одну странность: крепыш, явный славянин с сильными, немного грубоватыми чертами широкого русского лица, отчего-то отзывался на имя Арвид. Его белокурый сосед, говоривший с заметным акцентом, да и по виду весьма напоминавший эстонца или финна, в свою очередь, не возражал, когда собеседник именовал его Василием Ксенофонтовичем. Впрочем, это была не единственная странность беседы, которую двое отдыхающих вели в погожий сентябрьский день года от Рождества Христова 1937-го, от начала же Великой Смуты, 20-го... - Я вижу, Арвид, вам не нравится Коктебель, - альбинос подкрепил свое умозаключение мощной затяжкой, на миг окутавшись целым облаком табачного дыма. Тот, кого называли Арвидом, медлил с ответом, лениво подбрасывая на ладони мелкие камешки. Похоже, вопрос заставил его крепко задуматься. - Уверен, вы предпочитаете Ниццу. Сделав такой вывод, альбинос отчего-то дернулся, сбросив махровое полотенце на подстилку. Впрочем, он тут же поспешил восстановить порядок, водворив его на розовые, не принимавшие загара плечи. - Ницца? - крепыш медленно поднял голову и оглядел окрестности так, словно видел их в первый раз. - В Ницце неплохо, Василий Ксенофонтович... Он вновь замолчал, затем неожиданно добавил: - Но здесь тоже хорошо... Альбинос вновь дернулся, поддержал спадавшее с плеч полотенце и тщательно загасил окурок. - А мне показалось, что вам здесь скучно. Вы даже на Карадаг не смотрите. - Я туда смотрю, - Арвид повел крепким подбородком в сторону противоположного конца бухты, где тянулась цепь невысоких гор, закрывавшая вид на близкую Феодосию. Василий Ксенофонтович поглядел в указанном направлении и пожал плечами, вновь чуть было не лишившись полотенца: - Ну, я вас не понимаю! По сравнению с Карадагом... - По-моему, это очевидно, - тема, похоже настолько увлекла крепыша, что он не замедлил с ответом. - Карадаг - он слишком лакированный какой-то. А там - в этих серых холмах - там что-то есть... Тускула... Странное слово прервало на минуту беззаботный разговор. Альбинос покачал головой и ответил совсем другим тоном - серьезным, даже суровым: - Да, похоже... Во всяком случае, если верить фотографиям. Только там холмы черные... - Да, черные... Арвид еще раз взглянул на далекие горы, и по его бесстрастному лицу скользнула легкая, еле заметная усмешка. Его собеседник тоже усмехнулся, но уже широко и беззаботно, и мотнул головой: - И все-таки, Арвид, вы не правы. Карадаг - это не лакированная картинка. Недаром гражданин Волошин не мог без него жить. А у покойного, я вам скажу, было чутье... Арвид наконец оглянулся и соизволил бросить беглый взгляд на Черную гору: - Может быть... Вы с ним, с Волошиным, здесь познакомились? Василий Ксенофонтович охотно кивнул и вновь улыбнулся, словно это воспоминание доставило ему явное удовольствие. - Именно здесь. Как раз десять лет назад. Я пришел к нему с тетрадкой стихов... Так сказать, к мэтру. - Сами писали? Вопрос, явно не очень почтительный, заставил альбиноса возмущенно взмахнуть рукой, но тон, которым он отреагировал, был совсем иным спокойным и наставительным: - Естественно, сам... Арвид, дорогой, такие, как Волошин, - это вам не одуревшие от ненависти беглые врангелевцы. Поймите, это был интеллектуал, умница! С такими можно работать только в полную силу! Я писал эти стихи два месяца. Он же должен был мне поверить! Такие мастера чувствуют неискренность за версту! - Тогда не понимаю, - крепыш чуть дернул щекой и недобро сощурился. - Чтоб Волошин вам поверил, вы должны были писать слезливые триалеты по поводу погибшей матушки-России, или что он там еще любил оплакивать?.. А вы говорите - неискренность... - Да нет же! - Василий Ксенофонтович даже привстал. От волнения акцент в его речи стал более заметен, и даже вновь упавшее с плеч полотенце оставило альбиноса равнодушным: - Если бы я, дорогой Арвид, написал что-либо подобное, он бы понял! Нет, я писал о том, во что верил, - иначе нам с ним говорить было бы не о чем! - Интересно, о чем? О мировой коммуне? О Красной Армии? - Да! Я верил в это! И он тоже мне поверил! Таким, как он, важно не содержание, а искренность, поймите! Арвид, там, где вы бываете, вам еще придется беседовать с такими, как Волошин. Не ошибитесь! Их не провести, это вам не генерал Тургул и не атаман Семенов. Говорите только правду или молчите! Волошину понравились мои стихи, он даже предложил кое-что отправить в какой-то журнал... - Но это не входило в план операции, - вновь криво усмехнулся крепыш. - Да, это не входило в план операции. Но главное - он мне поверил. А дальше все было достаточно просто... - Почему же его не взяли? - Из оперативных соображений, - Василий Ксенофонтович наконец-то вспомнил об упавшем полотенце и заботливо водрузил его на место: - Сам он был, в общем, уже не опасен. А вот вокруг него увивались некоторые весьма любопытные личности. Впрочем, проживи он еще годик, ему бы вспомнили кое-что. Хотя бы стихи о крымской чистке... Усмешка исчезла с лица Арвида, губы сжались в узкую полоску, он медленно покачал головой: - Да, помню... Но ведь он писал правду? Ведь это было? - Было... - ответ прозвучал глухо, словно отдаленное эхо. - Говорят, тогда погибло больше сотни тысяч... Поверили в амнистию... Или это было нужно революции? - Это было нужно революции... - вновь прозвучало негромкое эхо. Разговор вновь прервался. Арвид по-прежнему смотрел на пологие склоны серых холмов. Василий Ксенофонтович курил, то и дело бросая на своего молодого собеседника короткий внимательный взгляд. - Как вам японцы? - вопрос прозвучал неожиданно, но крепыш даже не стал отвечать, ограничившись легким движением плеч, что должно было, вероятно, означать что-то вроде "ничего особенного"... - Нет, но все-таки... - альбинос не отставал и даже подсел поближе. Какие-нибудь сложности? Неувязки? - Нет, - ответ прозвучал холодно и спокойно. - Значит, мы вас готовили правильно, - Василий Ксенофонтович оживился и даже потер ладони. - Значит, не зря я вас заставлял писать хокку. Не разучились? И вновь ответа не последовало. Альбинос хмыкнул и усмехнулся: - Ну-ка, прошу вас, Арвид: когда-то у вас получалось неплохо - тряхните стариной... - На какую тему? - вопрос прозвучал так, словно собеседнику предложили не сочинить стихотворение, а решить математическую задачу. - О Карадаге, - альбинос вновь усмехнулся и поудобнее откинулся на покрывало. Арвид неторопливо оглянулся, окинув спокойным взглядом громаду Черной горы, и вновь отвернулся. Несколько секунд длилось молчание, и наконец крепыш медленно проговорил - почти без всякого выражения, равнодушно: Старый тигр застыл Возле недвижной глади... Очень хочется пить... Альбинос даже зажмурился, словно услышанное доставило ему неизреченное удовольствие, но затем задумался и вздохнул: - И все-таки вы забываете, чему вас учили, Арвид! Японец никогда не написал бы так прямо - в лоб... Ладно, будем считать, что справились. Он помолчал, затем с силой ткнул окурок в гальку: - Ну хорошо... За стих - оценка "хорошо", за выдержку - "отлично" с плюсом. Можете задавать вопросы... - Я? - в голосе Арвида звучала легкая ирония. Его собеседник, похоже, понял: - Все-таки обиделись на руководство... Ладно, сформулирую сам... Почему меня, то есть вас, срывают с задания, когда вы уже на полпути к цели, вызывают в Столицу, три дня там маринуют, а затем, не сказав ни слова, привозят сюда. Так? - Вроде, - односложно согласился тот, кого называли Арвидом. - И - можете добавить - даже не выслушав того, что мне удалось сделать. - Даже не выслушав, - кивнул альбинос. - И вам остается либо ждать ареста за неведомые грехи, либо считать, что начальство спятило... Или запаниковало, так? Крепыш не ответил и даже не повернулся, но было ясно, что его спокойствие - напускное. - Начальство не спятило, - продолжал альбинос, уже в манере собеседника неторопливо, делая паузы между фразами. - Но вот по поводу паники... Ну, если не паники, то чего-то подобного... Арвид внешне никак не реагировал. Альбинос покачал головой и продолжал: - В Столицу вас вообще нельзя было вызывать. Вы пробыли там три дня - и, увы, вас там увидели. К сожалению, увидели те, кто не должен был. Да, я знаю, эту поездку вы замотивировали, но видеть вас никто не имел права. Пришлось везти вас сюда, в Коктебель, чтобы спокойно поговорить... Ну а по поводу всего прочего... Василий Ксенофонтович вновь улыбнулся: - Начну издалека. После того, как вы приехали из Японии, получили орден и отбыли туда, откуда сейчас вернулись, в Столице случилось одно презабавное происшествие. Изучив ваш отчет, некто, назовем его товарищ Иванов... При эти словах Арвид резко обернулся. Альбинос с удовлетворением хмыкнул и как ни в чем не бывало повторил: - Да, товарищ Иванов... Так вот, он собрал у себя всех наших ведущих авиаконструкторов. И, представьте себе, отдал любопытный приказ. Знаете какой? Крепыш не ответил, но с нескрываемым уже удивлением и даже волнением замер, ожидая продолжения. - Товарищ Иванов приказал свернуть все, слышите, все работы ведущих КБ. И вместо плановой продукции сосредоточить силы на подготовке самолета нового типа. Догадываетесь, какого? - "Накодзима"... - ответ прозвучал глухо и как-то хрипло. - Да, "Накодзима". За документацию, привезенную вами, вы получили свой орден, а вот товарищам авиаконструкторам пришлось ломать головы. Вроде как вам сейчас. Представьте - у Поликарпова на выходе истребитель, у Петлякова - высотный бомбардировщик - а им велят делать нашу советскую "Накодзиму"... Ну вот, а сейчас другой сотрудник вернулся с задания, и пришлось собирать новое совещание. Только на этот раз свои планы придется менять не авиаконструкторам, а вам и вашим, так сказать, коллегам... - Но... постойте! - крепыш, похоже, настолько удивился, что его напускное спокойствие сгинуло без следа: - Василий Ксенофонтович! Я же привез заключение экспертов! "Накодзима" слабый самолет! Он может действовать только в условиях чистого неба! Любой нормальный истребитель... - Я пер