Ваулин Тимур
Зеро
Тимур Ваулин
Зеро
Обледенелый город ушел в сугробы и погасил свет.
Так, затаившись, он протянул до утра. Выросшие за ночь наносы залепили окна и двери первых этажей. Утром люди на улицы не вышли, но и света не зажгли.
Тем же утром одинокая "Волга" пробиралась тесными дорогами окраинного микрорайона.
- Что, всегда у вас так немноголюдно? - пытал возницу пассажир.
- Летом и в праздники.
- А сегодня?
- Сегодня - непогода.
- И улицы голые!..
- Холодно на улицах.
Микрорайон внезапно кончился, будто нырнул в полынью, и по обе стороны потянулась пустошь, а справа на ней - стена: кирпичная, в полтора человеческих роста.
- Хороша стенка! - похвалил пассажир.
- Стенка - что надо.
- На века!
Отечное небо висело над ней, и вокруг была густая тишина.
Стена долго не кончалась, не сворачивала, не кривилась, и виден был каждый кирпичик. Кирпичи в стене были одинаково гладкие, белые и ладно пригнанные.
- Тоскливо как-то, правда?
- Это точно - гиблое место.
На стене возникли надписи: эмблема "Спартака", затем - криво, буквы вразлет - "СТОЙ!", а дальше - неряшливые пятна и брызги яркого, как кровь, сурика.
- Тут иногда автобусы пропадают, - сообщил шофер, - из Манино выходят, а в Подосиновках их до сих пор ждут.
Стена поглощала звук - даже слабый гул мотора растворился во всеобщей вязкой тишине.
- Автобусы - это что! - продолжал возница. - Вот недавно рефрижератор с пельменями сгинул - ну, как не было!
Пассажир слушал, дивился и косо поглядывал на стену. Потом перевел взгляд на приборную панель и с изумлением обнаружил, что все стрелки на нуле. Несмотря на это, машина бесшумно двигалась вдоль белой стены, а водитель как ни в чем не бывало вертел баранку.
- Ну, вот и приехали, - сказал вскоре возница, - проходная тут.
- Вы за мной в полчетвертого заедете?
- Обязательно. Вы мне вот здесь распишитесь... Нет, нет, за обратно не надо!
- Почему? Я вам вполне доверяю...
- При чем тут это...
- А что - при чем? Может что-то случиться?
- Откуда я знаю?.. Я ничего не знаю...
- Ну, хорошо. Спасибо вам...
- Не за что. Это... а зовут вас как?
- Семен Степанович.
- Ага... а фамилия?
- Бабышев. А что?
- Может... это... и не свидимся больше...
- Да? Странно!.. Ну, до свидания.
Бабышев засеменил к проходной.
- А дети у вас есть? - закричал шофер вдогонку и, не дождавшись ответа, укатил.
Завод начинался надписью на мятой жести, белым по синему:
"ЗАВОД "ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК".
В проходной на пути Бабышева оказался закрытый турникет. Стоило Семену Степановичу полезть в "атташе-кейс" за пропуском, как турникет, лязгнув, раздвинулся и, пропустив Бабышева, захлопнулся сам собою. При этом Бабышев отметил, что будочка вахтера пуста.
Семен Степанович ступил на заводской двор, и тотчас на него обрушились хриплые аккорды "Марша энтузиастов". С желтого триумфального портика, воздвигнутого посреди двора, надрывалась гроздь репродукторов. Коринфский ордер был декорирован виноградной лозой и пшеницей с комбайнами, что выдавало его сравнительно небольшой возраст. От портика к трем белым корпусам расходились асфальтовые дорожки. У входа в каждый корпус они пересекались узкоколейкой, опутывавшей здания и уходившей вдаль.
Бабышев потоптался на перепутье и решительно зашагал по _правому_ пути. Он аккуратно отворил дверь и оказался в рабочей раздевалке. Стены от пола до потолка были забраны в зеленые почтовые ящики увеличенного объема, с номерами и скважинами. На полу валялись проволочные плечики и платяные щетки. В соседней комнате стоял бильярдный стол. Возле него сидели двое мужчин и молча играли в карты.
- Здравствуйте! - сказал Бабышев.
Ответа не последовало.
- Я говорю, здравствуйте! - повторил Семен Степанович громче.
- А кто тебе сказал, что мы здравствуем? - спросил, обернувшись, человек с сигаретой. Был он небрит, имел желтые зубы и мятую голубую рубаху. - Может, ты здравствуешь? - обратился он к партнеру.
- Нисколько, - ответствовал партнер, веснушчатый, в запятнанной синей рубашке, при галстуке.
- Тогда я не понимаю, что он от нас хочет?
- Он хочет нас отвлечь.
- Или развлечь.
- Или навлечь.
- А потом привлечь!
- За что ты хочешь нас привлечь? - подозрительно спросил Бабышева Небритый.
- Я ведь только сказал "здравствуйте"...
- Вот в этом-то и дело! - возмутился Небритый. - Кто-то здесь здравствует, а?
- Что до меня, то я - нет, - отмахнулся Веснушчатый.
- Так что же ты на нас навлекаешь?
- С чего вы взяли?! - изумился Семен Степанович.
- Мы ничего не берем. А вот дать можем. По носу, например, - высказался Веснушчатый, - садись, а? Сыграем в дурака "на носики"?
- Садись, садись! - пригласил и Небритый.
Бабышев молча отклонил предложение.
- Ну, была бы честь... - сказал, отвернувшись. Веснушчатый.
Игра продолжалась в полном молчании. Через несколько ходов Небритый вдруг швырнул карты на сукно и ткнул пальцем в Бабышева:
- А ведь честь - это только часть, и сколько ее не чисть... - говорил он, перемешивая свои карты с отбоем.
- Игра слов, - пояснил Веснушчатый.
- Игра ослов! - не сдержался Бабышев, увидав уловку Небритого.
- Острослов! - похвалил Веснушчатый, ухватил партнера за уши и отсчитал шесть ударов колодой по носу.
- Моя луза полна! - заявил как ни в чем не бывало Небритый. Передвигаемся!
И они передвинулись вместе со стульями. Только теперь Бабышев заметил, что три бильярдные лузы доверху полны окурков.
- А когда все лузы переполнятся, куда вы будете двигаться?
- А кто ты такой, чтобы трогать наше будущее? Оракул? Авгур?
- Или юродивый?
- Я новый директор завода, - скромно объяснил Бабышев.
На него посмотрели с интересом.
- Вот и славненько! - обрадовался Небритый. - Тем более садись с нами!
- Нет уж, я лучше пойду.
- Секундочку! - вскричал Веснушчатый, подбежал к директору и выбил из рук "атташе-кейс".
- Извините! - сказал он жалобно.
Бабышев нахмурился и наклонился, чтобы поднять "кейс". Тогда Веснушчатый с воплем: "Секундочку!!" прыгнул на "кейс" двумя ногами и продавил его.
- Вы что?! - разъярился Бабышев.
- Извините его, - зашептал подбежавший партнер, - он недавно пережил печальную историю и переживает до сих пор. Но переживет, поверьте!
Веснушчатый стоял в стороне, потупя взор и грызя рубашку.
- Но, может быть, вы останетесь? У нас есть еще три лузы, а карт хватит на всех, - говорил Небритый, угодливо подавая директору продавленный "кейс".
- Нет, я пойду.
- Но если что - мы тут!
- Надеюсь, мы больше не встретимся.
- А я убежден, что увидимся, и очень скоро!
Бабышев пинком распахнул дверь и остановился на пороге.
- Вы не скажете...
- По коридору - направо, вверх по лестнице, третья дверь налево с надписью "Входа нет!"
- Вы уверены?
- Уверены! - обнявшись, крикнули картежники.
Пройдя по гулкому полутемному коридору, директор и впрямь оказался у двери с красной молнией и надписью "ВХОДА НЕТ!" Отворив дверь, Бабышев обнаружил на обратной стороне ее аналогичную молнию, снабженную грозным "НЕТ ВЫХОДА!" Семен Степанович решительно переступил порог и очутился в цехе.
Здесь стояли три гигантских станка, каждый в размер небольшой дизельной субмарины; над ними курсировали мостовые краны, сновал меж станками пестрый, как попугай, паровозишко.
Станки, краны и густо чадящий паровозик создавали неимоверный шум; то была чудовищная полифония немузыкальных звуков - грохота, стука, звона, скрежета, воя, шелеста, тиканья, шмяканья, свиста и боя, а также более сложных какофонических нюансов.
У входа, на возвышении, торчала будочка, где за двойным стеклом находились телефон, мужчина в лиловой спецовке и полуметровый рубильник. Подойдя к будке, директор позвал человека в спецовке и не услышал собственного голоса. Тогда он постучал в стекло кулаком. Обитатель будки критически оглядел директора, обратив особое внимание на продавленный "кейс", и после секундного колебания дернул рубильник вниз. В цехе тотчас стало темно и тихо, зато в стеклянной будке засиял фотографическим светом дежурный фонарь.
- Добрый день! - сказал Бабышев, встряхнув головой.
- Все?
- В общем... пока да, - растерялся директор.
Человек в спецовке рванул рубильник вверх - цех ожил, и Бабышев поспешно зажал уши. Простояв так некоторое время, директор вновь постучался в стекло. Вновь в цехе воцарились тишина и мрак.
- Я - директор завода, - поспешил представиться Бабышев.
- Новый, что ли?
- Да, можно сказать, совсем свежий.
- А я - начальник участка, работаю двадцать лет.
- Ну, и как идут дела?
- А я откуда знаю? - настороженно отвечал человек в спецовке. - Я фигура мелкая, подотчетная, я тут ни при чем.
- Да нет же, - растерялся Бабышев, - я в смысле, как жизнь?
- К начальнику цеха, - быстро сказал начальник участка и взялся за рубильник.
- Постойте! Вы меня не так поняли! Вот... вы за кого болеете?
- За производство, - отрезал начальник участка, включил рубильник и повернулся к директору спиной. Семен Степанович неистово заколотил в стекло, притоптывая ногой и крича что-то грозное, но начальникова спина оставалась неприступной. Пнув будку напоследок, Бабышев побрел к станкам. По пути его обдал дымом паровозик, и с минуту Бабышев плутал в густых клубах, рискуя угодить под стрелу одного из кранов.
Добравшись до ближайшего станка, директор поднялся по винтовой лестнице к рабочему. Из-за ужасающего шума объясняться пришлось жестами: Бабышев пожал рабочему руку, потрепал по плечу и, улыбаясь, указал на станок. Рабочий не понял. Семен Степанович охотно повторил. Тогда рабочий вынул какой-то чертеж и стал водить по нему рукой, одновременно выкидывая на другой руке всевозможные комбинации из пальцев. Бабышев остановил его и изобразил сложнейшую мимическую фразу, состоящую из всплескиваний, кругообразных движений, пассов, указующих и повелительных жестов, а также фантастических гримас. Кончил он тем, что пихнул рабочего в грудь, ударил в грудь себя и вскинул над головой обе руки, соединенные в братском рукопожатии. Рабочий встал и зааплодировал. Собеседники трижды обнялись, после чего рабочий достал другой чертеж и взволнованно стал объяснять директору его содержание.
