Леонид Ашкинази
Человек, который дал имя Государству
Рассказывать об исторических событиях можно по-разному. Можно, как это принято в плохих курсах, просто перечислять до умопомрачения кто кого и когда завоевал и кто кому какого яда куда именно налил. Можно сосредоточить внимание на истории материальной культуры — что, когда и кем было создано; можно рассказать о движении мысли — ведь каждая идея когда-то и кем-то именно была выдвинута впервые. Есть и другие способы, каждый из них имеет свои плюсы и минусы, по-своему хорошо и плохо сочетание любых двух способов, трех и так далее. Один из способов рассказывать об истории — это рассказывать о конкретном человеке. Способ эффективен, если человек был активным участником истории. Но в истории участвовали разные люди. Возьмем конкретный близкий нам пример — еврейское движение. Понятно, что описания истории движения, основанные на биографии рядового участника из региона, на биографии руководителя местного культурного общества и на биографии функционера из столичной «крышевой» организации, будут различными. Возможно, что более содержательную всестороннюю, «объемную» картину даст последовательное изучение биографий этих трех лиц. А лучше четырех или пяти, добавив руководителя «крышевой» структуры и шалиаха, например, функционера Еврейского Агентства или Джойнта.
Обратимся к истории создания государства Израиль. Чьи биографии "взять за основу" при подобном рассмотрении? Ну, например, какого-нибудь «цивилизованного» сиониста из Европы, скажем, Х.Вейцмана. Далее — кого-нибудь из Палестины. Сначала взять человека из народа, ну, можно потом поднявшегося до тех или иных высот. Так оно будет занимательнее и поучительнее. На ум приходит Голда Меир. Опять же — женщина, это еще интереснее. Ну и, наконец, кого-нибудь из лидеров ишува, по возможности с самого начала. Наверное, Бен-Гуриона, правда? Мы и получим три взгляда — снаружи, снизу и сверху.
Разумеется, такой список вовсе не означает недостаточного уважения к остальным. Государство Израиль — коллективное творение, это не требуется доказывать. Можно долго рассуждать об относительном вкладе, но это совершенно неинтересно и вот почему: история Государства была такова, жизнь его столько раз висела на волоске, что читаешь — и кажется, что вклад каждого был необходим. Старая совковая мудрость гласит — незаменимых нет. При изучении истории Израиля кажется — незаменимы были все.
Мне, технарю по образованию, было бы интереснее погрузиться в биографии тех, кто создавал мастерские Тааса и лаборатории Димоны; в биографии создателей Хаганы, Моссада и того, что им предшествовало. Но история решила так, что нам более известны эти трое — те, кого мы назвали выше.
Сегодня мы расскажем о Бен-Гурионе.
1. Начало пути
Естественно, что он родился в черте оседлости, естественно, что в маленьком городке (меньше восьми тысяч жителей). Городок назывался Плонск, больше половины его жителей были евреями. Давид Грин — так его тогда звали — получил обычное еврейское образование, и поэтому, когда услышал, что пришел Мессия и что его зовут Герцль — он этому поверил. А чего вы хотите — еврейский мальчик, 11 лет, отец — один из руководителей общества Ховевей Цион в городке, чтение соответствующих книжек. У всего на свете есть свои причины, причина "деятельного сионизма" — еврейское воспитание. Нет правил без исключений, но в среднем это именно так, и если вы хотите Государства Израиль для ваших детей, воспитывайте ваших детей "в Израиле".
Наверное, важным оказалось и то, что в Плонске еврейская жизнь носила очень активный характер — были и попытка возвращения евреев к земледелию, и просветительская деятельность. Давид получил более разнообразное, чем это обычно бывало в те времена, образование — он учился и в хедере, и в "усовершенствованном хедере" (нечто вроде неофициальной школы), и в русской школе. Наконец, он стал и сам заниматься преподавательской деятельностью — учить 150 малышей Танаху, чтению, письму, разговорному ивриту. Умение учить позже потребуется ему не раз и не десять.
В 17 лет он узнает об "Угандийском плане", страшно разочаровывается и принимает решение — совершить алию. Тогда же он формулирует ту самую идею, которую и будет реализовывать всю жизнь — дела важнее слов, "основание одного нового поселения в Эрец-Исраэль важнее, чем куча денег, собрания и конгрессы". Разумеется, сформулировано с юношеским максимализмом, но, как показала история, ее — то есть Историю — делают именно максималисты. Особенно, если несколько максималистов, придерживающихся разных взглядов, работают на одно общее дело. То есть достаточно великое и воодушевляющее дело, которое способно сплотить несколько максималистов. Возможно, что именно так происходит в жизни отбор великих идей, достойных реализации — через привлечение достаточного количества достаточно активных людей.
Принципиальное решение совершить алию Давид не собирается приводить в исполнение немедленно — и понятно почему. Его тезис о том, что Израиль надо строить, требует для своей реализации строителей. И он решает ехать в Варшаву учиться. Но жизнь оказывается сложнее наших планов. Он влюбляется.
Первая любовь скоро кончается — но чем? Как охарактеризовать эту смесь отчаяния и надежды, которую переживал, наверное, каждый из нас? Собственно, не важно, как нам ее назвать — важно, что все мы понимаем, что это такое. Любовь всегда приводит именно к этому, кроме редких (математики сказали бы — особых) случаев счастливого брака или глубокой ненависти.
Наконец, Давид едет в Варшаву. Там он проведет полтора года, там он узнает, что такое голод. Его идеи относительно получения высшего образования не смогли осуществиться. На поступление евреев в высшую школу царским правительством наложены ограничения, в техническую школу, куда он решил поступать, принимали только выпускников гимназий и реальных училищ. Давид вернулся в Плонск. Но вернулся, зараженный революционным духом, — он уже посмотрел на забастовщиков, демонстрантов, ораторов, полицейских, солдат… При этом остался сионистом, более того — стал активно выступать против Бунда, еврейской социалистической и антисионистской партии. Собственно, это был извечный еврейский выбор — чью революцию делать — революцию для всех или еврейскую революцию? Во всем еврейском революционном движении можно проследить эти две линии. Давид Грин выбрал вторую из них; он стал активистом партии Поалей Цион ("рабочие Сиона"). Цели формулировались просто — возвращение в Сион и построение там социалистического общества. Он отправляется в Палестину, и в сентябре 1906 года на пристани Яфо его встречают друзья.
Естественно, идеалиста, каким был юный Давид Грин, будущий Бен-Гурион, Яфо разочаровал и даже возмутил. Грязь, вопли, оборванцы, торговцы-арабы и, о ужас, торговцы-евреи. Это не Эрец-Исраэль! — заявляет он и в этот же день отправляется с друзьями в Петах-Тикву.
Нам трудно представить себе степень экстаза, степень опьянения, в которых он находился. Нечто подобное испытал я в 1971 году, когда впервые попал в горы Средней Азии. Ночь, огромная Луна, горы, между прочим, безнадежная любовь как важный элемент коктейля «молодость». Одно то, что все эти картины не потускнели — в отличие от слайдов — за 30 лет, говорит больше любых моих слов. Впрочем, любовь Давида — и, видимо, не безнадежная — была рядом с ним. А утром Давид уже работал: таскал носилки с удобрениями к ямам, приготовленным для новых посадок. Помните — "еще один дунам, еще один коровник" — практический сионизм. Один из активистов долегального периода еврейского движения в СССР, Александр Островский, говорил: "Еврей, живущий в СССР, не может быть сионистом, так же как мужчина не может быть женщиной; мужчина может быть только любителем женщин, а еврей, живущий в СССР, может быть любителем сионизма". Саша создал "Общество дружбы и культурных связей с Израилем", а через некоторое время, после того как движение легализовалось, стал — по его собственному определению — сионистом. То есть совершил алию. Оставив здесь энное количество "любителей сионизма", проведших годы в "строительстве общины" и борьбе за советское, российское и международное признание. Будет ли когда-нибудь написана история этого времени?
Копать канавы, таскать камни, вносить удобрения, целыми днями мотыжить землю было нелегко. Вот что он писал тогда: "В Эрец-Исреэль могут удержаться лишь рабочие двух типов — или те, кто одержим колоссальным стремлением, или те, кто способен выдержать нагрузки, то есть физически сильная молодежь, привыкшая к тяжелой работе". Давид и его товарищи принадлежали к первому типу. Привычка возникла в процессе работы, а если она не возникала… позже он утверждал, что 90 % тех, кто приехал во Вторую алию, уехали обратно.
В то время в Палестине существовали две рабочие партии: Поалей Цион ("рабочие Сиона") и Ха-поэл ха-цаир ("молодой рабочий"). То есть обе были сионистские, но первая была еще и марксистская, а вторая — просто социалистическая. Давид Грин формально принадлежал к Поалей Цион (он стал ее приверженцем еще в России — противостоя Бунду), но по многим вопросам занимал позицию более близкую к Ха-поэл ха-цаир. Сионизм был для него важнее политической идеологии. Его социализм был практическим, он должен был служить делу возрождения еврейского народа в Эрец-Исраэль.
Нам трудно сейчас представить себе накал дискуссий тех времен. Как только Давид Грин сошел на берег Яфо, один из портовых рабочих начал с пристрастием выяснять у него, как он относится к историческому материализму. Впрочем, какие-нибудь десять лет назад, когда соответствующие экзамены сдавались, например, при поступлении в аспирантуру, все это удивило бы нас меньше. Люди быстро привыкают к хорошему — и это хорошо, но быстро забывают о плохом. А это плохо.
Давид Грин изучал Палестину ногами. Он жил и работал в Яфо, в Петах-Тикве, Кфар-Саве, Ришон ле-Ционе, Реховате, но нигде он не захотел осесть. Ему хотелось найти неиспорченную Палестину, такую, где не было наемного труда. Он хотел поселиться в настоящей еврейской деревне. И нашел ее — в пограничной области Галилее. Это оказалась деревня Седжера.
