Олег Блоцкий
На войну за бабьим счастьем…
Во все времена, на протяжении десятков веков, маркитантки и обездоленные женщины, лишившиеся крова из-за войны, шли за военными обозами. Так, в принципе, случилось и в Афгане.
Все-таки не могла единственная воюющая сороковая армия миллионных Советских вооруженных сил обойтись без женщин. Требовались — медсестры, врачи, секретари-машинистки, телефонистки, товароведы, продавщицы, парикмахеры, кастелянши в офицерских общежитиях, повара, официантки, и так далее, и тому подобное. Всех их набирали через районные военкоматы.
И через некоторое время становились женщины после затяжной процедуры оформления всех «надлежащих документов», проходя многочисленные необходимые комиссии, служащими Советской Армии или, как их обычно называли — вольнонаемными, «вольняжками». Женщины должны были быть здоровы, не судимы, и на всех них распространялось общее правило — они должны были быть не замужем.
Практически все наемницы, вербуясь в те времена в Советскую армию служащими, предпочитали сытым Германиям, Венгриям, Чехословакиям, и не очень зажиточным, но таким же спокойным Монголиям и Польшам, где дислоцировались советские части, — АФГАН. По Союзу среди разведенок ходила упорная молва, почти превратившись в легенду и обросшая многочисленными историями, что там с замужеством — ОТ-ЛИЧ-НО.
Холостячки прилетали в Кабул. Их было мало — крохотная разноцветная капелька в бескрайнем море загоревших, жилистых и крепких мужчин. Прямо у рамп самолетов случайные попутчики окружали женщин заботой и вниманием. Провожали на пересыльный пункт, «пересылку», что находилась рядом. Вещи заботливо подносили. Участливо наставляли.
Красивейших и покладистых придирчивые и всеведущие кадровики, ориентируясь на «дружеские пожелания» всякого рода начальников, оставляли в «столице сороковой» — Кабуле. Остальных — выбракованных или непокорных, какие резко обрывали невиданную ранее унизительную процедуру «заполнения ваканта штатного расписания», сопровождаемую настолько сальными намеками-предложениями, что двусмысленной она никак не казалась, а больше походила на отбор невольниц или же девок-крепостных для барской утехи, — ссылали в провинции страны, где стояли бригады, дивизии, отдельные полки. Там тоже не обходилось без «сита». Неподошедшие скатывались ниже — в отдельные батальоны, где женщины всегда были желанны, в любой час суток.
Благодатными, в смысле «наличия бабья», считались у советских (и не только для них) места, где были развернуты полевые медсанбаты и госпитали, что значительно увеличивало количество «прекрасной половины гарнизонов». Настоящими «залежами в женском вопросе» являлись, безусловно, Кабул, Баграм, Кундуз, Шинданд, Хайратон, Кандагар, Джелалабад. Именно туда, как мотыльки на огонь, стягивались затюканные и задолбанные войной офицеры не только из близлежащих модулей и палаток, но и с далеких застав, маленькими крепостцами застывших по всем дорогам, которые соединяли советские части, укрепившиеся в разных частях Афганистана. Женщинам было из кого выбирать. Поле деятельности — шире пяти океанов.
Но все женщины, абсолютно не выказывая этого, страстно мечтали найти мужа. Однажды все на той же «пересылке» бывалая «афганка» наставляла двух только-только сошедших с самолета женщин: «Проситесь в энский гарнизон. Там за четыре месяца три свадьбы сыграли!» У новеньких горели глаза, а руки возбужденно и радостно теребили платочки.
Полюбив мужика, усматривая в их отношениях истинную любовь (или уверив себя в подобном), женщина готова была стать его наложницей и на все пойти ради этой мнимой или настоящей любви. Разочарование оказывалось подобно смерти. Влюбленные преображались: мигом дурнели, постоянно рыдали, все валилось из их рук. Некоторые кончали жизнь самоубийством, от других беду удавалось отвести.
Иные женщины были верны даже в самой безответной любви. Без памяти втрескавшись в какого-нибудь разудалого, бесшабашного командира взвода или роты, они отвергали другие ухаживания, даже если исходили они от высокого начальства. Последние жестоко мстили, вплоть до ссылки одного из влюбленных куда-либо ниже в совсем уже глухие, дикие и опасные места, каких в Афгане было предостаточно. Как правило, в первую очередь избавлялись от офицера.
А женщины все так же продолжали любить своих лейтенантов и капитанов, хотя знали, что женами не станут никогда, потому что в Союзе у их любимых дети и жены. И вот в такой ситуации во всю необъятную ширь — великий русский женский характер: отлюблю, а там будь что будет; хоть сейчас он мой и никому его не отдам.
Так и не выйдя замуж, некоторые женщины возвращались домой, и рожали детей, зачатых в Афгане от любимых мужчин. Небольшая женская колония, которая никогда не бывала сплоченной, и которую вечно раздирали скандалы и взаимная ненависть, узнавая об этом, коллективно радовалась и дружно скидывалась на подарки.
В Афгане все молодые женщины, независимо от возраста и вероятных перспектив на дальнейшую жизнь в замужестве, покупали детские вещи: распашонки, рубашонки, штанишки, пинетки, — с чем собственно в Союзе был вечный дефицит. Высокие цены совершенно не останавливали подобный женский порыв. Окружающим же объясняли свои приобретения просьбами якобы сестры, родственницы, подруги, знакомых. Но почему-то не спешили такие покупки побыстрее передать с оказией в Союз, а держали их в чемоданах, и любили подолгу рассматривать, раскладывая на кроватях, когда выпадало время побыть в комнате одним.
«Афганки» задолго до отпуска начинали готовить сувениры родным. Себе отказывали, обязательно полчемодана набивая сувенирами. Покупали даже югославские леденцы. «Пусть племяши поедят, а то никогда такого не видели!» Самая распоследняя жмотина, ведущая строгий учет каждому чеку — денежному знаку советских в Афганистане — покупала гостинцы всей родне, никого не обделяя вниманием.
Женщины были отзывчивы. Сутками не отходили от постелей тяжелораненых. Они выхаживали их, как своих грудных детей, и бились в истерике, когда ребята умирали.
Многие женщины были храбры.
Однажды колонну в упор убивали под Кабулом. Пылало несколько бензовозов. Раненные лежали посреди дороги. Огонь был настолько жестокий и прицельный, что штабной, возглавлявший колонну, не выдержал, дрогнул и бежал с поля боя на бронетранспортере, лишая тем самым ребят дополнительной огневой мощи.
Парни лежали под колесами грузовиков, отстреливались, землю жрали от бессилия и того, что спрятаться некуда. Страшно было с места сдвинуться. А в это время между машинами, не обращая внимания на смерть, которая постоянно выкусывала кого-то из колонны, металась женщина с растрепанными волосами. На плече у нее — сумка с красным крестом. Медсестра оттаскивала раненных в кювет, и наскоро делала перевязку. Глядя на девушку, и мужики становились храбрее.
Афган прекрасную половину человечества не баловал и предоставлял ей очень суровые походные условия: в бараках — общежитиях на несколько человек и без воды (холодная вода в умывальниках); туалеты на улице; везде так и кишат болезни — гепатит, амебиаз, малярия, паратиф, брюшной тиф; да плюс — обстрелы городков, колонн, сбитые вертолеты с самолетами, где и женщины бывали пассажирами. Они тоже гибли на этой войне…
Постоянно утверждая, что ждут не дождутся окончания срока, женщины на деле не торопились обратно. (И в самом деле, что их там ждало хорошее?!) Многие оставались еще на два года и проводили в гарнизонах в общей сложности около четырех лет. Но и это было не пределом. А все оттого, что женщины стремились к передышке в жизни. И где? На войне — этой грязной и грубой работе, предназначенной исключительно для мужчин.
Война — запретное место для женщины, которое противоречит самому смыслу ее появления на свет и истинного предназначения. Но не будь женщин на войне — окончательно озверели бы мужики. Многие вдрызг бы спились, а у других злоба и тоска полностью залила бы сердца. А главное — больше было бы смертей.
На войне отношения между людьми становятся значительно проще и стремительней. На ограниченной территории армейских городков — тем более. Поэтому в Афгане женщин мужчины классифицировали по трем группам — «чекисток», «интернационалисток», «жен». Все остальное — внутренние качества и внешние данные: добрые—злые, худые—толстые, блондинки-шатенки — отходило на второй план. Для мужиков, дуреющих без женщин, главным критерием была доступность.
Женские коллективы военных городков преимущественно состояли из «жен» — достаточно спокойной, стабильной и предсказуемой части местного «женсовета».
Такие женщины, приехав в Афган, не отдавались с ходу первому встречному, а методом проб и ошибок отбирали единственного и начинали с ним совместную жизнь, образуя тем самым маленькую ячейку советской колонии в Афгане.
«Жены» умудрялись из концентратов, консервированной картошки и прочей опостылевшей жратвы готовить соблазнительные обеды.
«Жены» украшали комнаты салфеточками и пестрыми занавесями.
«Жены» выращивали цветы и разводили крохотные огородики под окнами модулей, в то время как их «мужья» сжигали огромные поля и разваливали афганские деревни.
«Жены», волнуясь, ожидали свои «половинки» с боевых. Женщины наполняли жизнь издерганных, вымотанных войной мужчин тем покоем и теплом, какое возможно сотворить одной лишь женщине.
Долгое время лишенные любви, захлебываясь в неприятностях союзного бытия, борясь за существование, «жены», попадая в Афган и найдя там «мужа», а, также видя, что они любимы, кому-то нужны, что они не одиноки, что их желания и даже капризы исполняются, опять начинали чувствовать себя женщинами. Совсем, как в юности, во время первой любви.
Бывало, что «муж» улетал по замене, а на его должность, как и полагается, приезжал новый человек. И он, занимая освободившееся место в сердце женщины, становился «мужем».
