Астра

Роль «зрелой женщины»

(чувствительные истории)

Роль «зрелой женщины»

Летней июньской ночью торговый корабль «Виктор Панаёнков», шел в северо-восточном направлении, в порт приписки после долгого плавания. Со времени торжественного спуска на воду и бутылки шампанского, разбитой о его борт, корабль вновь и вновь возвращался домой с полными трюмами. Флаг на мачте бился родной, российский, а грузы в трюмах стояли разные, из дальних и совсем дальних стран, обычный торговый груз: легкий, в виде коробок и ящиков с наклейками, и тяжелый — приборы, оборудование, промышленные станки.

В это летнее время даже северные моря благосклонно встречают утомленных моряков кроткой синевой, светлыми зорями и короткими ночами. Но сегодня море штормило, на палубу серой стеной рушился ливень. В такую погоду судно двигается только по приборам на приборной доске, круглосуточно показывающим курс в бушующем море. Сейчас на мостике нес вахту Клим Ковалев, старший помощник капитана. Из своих тридцати семи лет он отдал морю почти семнадцать, и если не стал капитаном, то лишь по убеждению. Теперь же он и вовсе подумывал о списании на берег.

Внезапно его внимание насторожило ощущение, будто звенят, пересыпаясь, стальные опилки, знак тревоги, понятный только ему.

— Что происходит? — насторожился он. — Так. Что-то впереди! Стоп машина! Полный назад! Лево руля!

Теперь главное — быстрота. Корабль медленно отвернул нос влево.

На мостик вбежал капитан, без плаща, в наскоро застегнутом кителе.

— Что опять случилось, Клим? Что ты творишь?

Корабль становился на якорь. Гремя, разматывала якорную цепь мощная лебедка.

— Сейчас увидим, — ответил Клим, включая дополнительные прожектора. — Вон она, красавица!

Капитан не верил своим глазам.

Прямо по курсу мощный луч прожектора сквозь дождь и волну высветил всплывающую темную махину подводной лодки. На ее поверхности уже метались люди. Вот замигал сигнальный фонарь.

— Норвеги. Неполадки с электропитанием, — читал капитан. — Требуется техническая помощь, — он передернул плечами. — Попробуй-ка заметь их в такой волне! Придется помочь.

Он посмотрел на Клима. Только что они были на волосок от страшной морской трагедии! Только за один рейс старпом спасает их во второй раз. Что за чутье у этого человека?

— Силен, бродяга! А, Евгеньич?! То мель учуял, то подлодку! Как тебе удается?

В этом рейсе Клим уже успел отличиться. Для него самого было тайной, как это получается. Легкий шорох в ушах, похожий на шорох пересыпаемых из ладони в ладонь стальных опилок и все, он готов к действию. Возможно, способность эта перешла от пращура, северного знахаря. Такой же шорох, но мягче, слышался и при мысли отказаться от перемен, которые он наметил в своей судьбе, оставить все по-прежнему. Значит, только вперед.

Шторм стих. Светлело. Корабль стоял на якоре, пока капитан с механиком находились на подлодке.

Летние северные ночи в июне очень коротки. На востоке занимается новый день, и солнце катается по горизонту, будто яблочко по тарелочке.

Солнце всходило золотым. Прощайте, морские приметы, байки, посиделки на корме в свободное от вахты время! Клим усмехнулся. Он видел, как прилетели два вертолета, вызванные с берега, как сверху, по воздушной лесенке на лодку спустились люди, журналист с кинокамерой, и ярко-оранжевый баул с грузом. К завтраку с подарками и теплой благодарностью от норвегов моторный катерок отвалил от корпуса грозной подлодки и по веселой волне, под светлым небом понесся домой! в сторону «Виктора Панаёнкова». Они издали помахали руками Климу, показали пальцами полные двести граммов и вскоре сменили его на посту.

Корабль пошел дальше.

Капитан, Николай Васильевич Ромашин, Васильич, как по отчеству называют друг друга на флоте, плавал уже более двадцати лет. Из них пятнадцать лет вместе с Ковалевым. Он принял его молодым мичманом, вырастил до своего помощника и давно прочил в капитаны, но тот отказывался. А сейчас и вовсе уходил. Васильич вздохнул. Как спокойно с Евгеньичем! Кому рассказать — не поверят! Жаль терять таких людей. Капитан вздохнул еще раз и решил больше не думать об этом.

…Отоспавшись после вахты в своей каюте, Клим прошелся по судну, проверил в трюме крепление грузов, прошелся по отсекам и палубе, осматривая свое хозяйство. В конце обхода облокотился о бортик кормы, любуясь на закат. Сколько он их повидал за семнадцать лет!

— Прощаешься? — подошел капитан.

— Вроде того.

— Может, передумаешь?

Клим рассмеялся.

— Друг мой Колька! Не тяни кота за хвост и настраивайся на нового помощника. Долгие проводы — лишние слезы. В порту подберут подходящего.

— «Подходящего»! Сколько соли с тобой сьели, в таких переделках бывали, а не могу понять, что тебя мучает? Объясни.

— Не расстраивайся, Васильич. Мне разобраться надо.

— С кем это? — капитан улыбнулся. — С братвой портовой, что ли?

— Еще не хватало! Нет, Васильич, разбираться мне нужно с самим собой. Судьба зовет, как говорится, а куда, не сказывает.

— Э-э, брось ты бабьи сказки, не ломай головы. Кисейная барышня, что ли? Статный сильный мужик, все при тебе. Не понимаю!

Помолчав, Клим тихо проговорил.

— Остановилось во мне что-то, Васильич. Все-то я здесь знаю, все-то мне известно. Движения, глубины нет. Застрял. А, — он махнул рукой, — не объяснишь этого!

Корабль шел своим курсом, оставляя на мелкой волне широкий пенистый след. Матросы занимались генеральной уборкой перед приходом в порт, драили особенно тщательно палубу, чистили медь, подкрашивали белым и голубым название родного судна.

— Не обижайся, Васильич. Всю жизнь буду тебя помнить.

— Меня не обидишь. А как семья?

— Я их обеспечу.

— Все-таки двое, сын и дочь.

— Взрослые уже.

— Какое взрослые… Разве что мать присмотрит, как обычно.

Они снова замолчали.

— А сам? Или зазноба призывает? Скажи уж.

— Нет. Жить буду один.

— Все с нуля?

— Все. Даже из города уеду. В Москву.

— Ого.

— Там есть речной порт, наймусь крановщиком. Если остановлюсь сейчас — пропаду.

Капитан обнял Клима за плечи.

— Не понимаю тебя, мужик, но уважаю. С Богом.

— Спасибо, Николай Васильевич.

Капитан повернулся и пошел к себе. Ворохи бумаг, радиограмм дожидались его, да еще необходимо было составить доклад о происшествии прошлой ночи. Что ж, плохого ничего нет, напротив, честь и хвала Климу Ковалеву.

— Эх, — снова вздохнул капитан и даже махнул рукой. — Зачем, зачем уходит?

Эту ночь Клим спал в своей каюте. Снился ему — в который раз — темный зал, освещенная сцена, оттуда, лучась теплым бирюзовым светом, приближалось прекрасное родное существо.

«Кто ты? Как найти тебя?»

Вдруг он ощутил все тот же шорох пересыпающихся стальных опилок.

— Что? Где? Скорее! — спустя секунды он уже помчался по коридору, загрохотал вниз в машинное отделение. — Скорее! Сейчас рванет, скорее!

Он успел тик в тик. За столиком, впившись глазами в книжку, сидел молодой механик. Ну, очень интересная книжка! Стрелки манометров давно зашкаливали, слышался грозный гул котлов, кое-где вырывались струйки пара, а тот, не видя, не слыша, настигал убийцу, чтобы освободить златокудрую красавицу!

Роман вылетел у него из рук, голова мотнулась в сторону. Клим молча привел его в чувство, сходу вырубил рубильник, вдавил до упора красную кнопку, щелкнул одним тумблером, другим. Гул стих. Вахтенный виновато стоял посреди помещения. Далеко у двери валялась пестрая книжка. Парень боялся сдвинуться с места, такая вина не прощается, он знал это. Клим повернулся к нему.

— Чтобы духу твоего не было на судне, щенок. Положишь рапорт капитану на стол и пошел вон из машинного отделения!

Выгнав парня, Клим усмехнулся и принялся шагать из угла в угол, поглядывая на приборы.

— Пас, еще пас, блок! Молодцы! Переход подачи, — командовал тренер из приподнятого над волейбольной сеткой сидения.

Со свистком в зубах он внимательно наблюдал за игроками. Соревновались смешанные команды подростков, юношей и девушек лет четырнадцати. По звуку приема мяча — подушечками пальцев, ладонью, обеими ладонями, лодочкой тренер отмечал мастерство. Все воспитанники спортивного лагеря были в прекрасной форме, успели хорошо загореть, несмотря на подмосковный июнь с его дождями.

— Катюша, играй, играй, не отвлекайся на маму. Гаси! Умница! — крикнул он тоненькой волейболистке, высоко подпрыгнувший над сеткой.

Ее мать, Ирина Константиновна, а попросту Ирина, потому что в свои тридцать два года была стройна и так же легка и спортивна, как ее дочь, сидела среди болельщиков. Она приехала навестить дочку, по которой скучала в своей московской квартире.

— Левые выиграли. Набирается новая команда. Ирина, вы можете поиграть против дочери, — улыбнулся тренер.

Ему нравилась эта спортивная зеленоглазая женщина, актриса, лицо которой было так узнаваемо, и это нравилось всему лагерю.

— Почему бы и нет?

Она поднялась и заняла свободное место.

— Разыграли. Подача справа.

Игра пошла. Ирине хорошо удавались дальние подачи, удавались блоки у сетки и одиночные завершающие удары, она раскраснелась и казалась не мамой, а старшей сестрой своей Катюши, Киски, ростом почти догнавшей ее.

Спортивный лагерь «Святые ключи» расположился у северо-западной границы Подмосковья, справа от платформы с тем же названием, на высоком берегу реки Сестры. Через долину был перекинут длинный серебристый мост, казавшийся издали изящной игрушкой, с такими же игрушечными поездами, пробегавшими по его рельсам. Слева по ходу поезда из Москвы, за насыпью, высилась старая колокольня без навершия, с цепкие кустами и даже низенькой березкой вместо крыши; у подножья сохранились развалины церквушки да заросший старый пруд; посередине него блестела вода, скорей всего там и били ключи, давшие имя и деревне, и платформе, которая протянулась по обе стороны железнодорожного пути.