И я столь настоятельно указываю на нее, так как считаю возможным, что, принимая во внимание положение нашего бодрствующего интеллекта, кино и телевидение легче могли бы подняться до полноценного творчества. Музыкальное радиовещание тяжко страдает под гнетом ничего не говорящего развлекательства, так как кажется, что такого рода «шумовая кулиса» сделалась необходимой.
В 1948 году, после валютного раскола, в беседах с коллегами постепенно все чаще можно было услышать слова: «У нас...», под чем подразумевалось у нас в Западном Берлине или у нас в демократическом секторе. «У нас в Западном Берлине» имелся Филармонический оркестр, «у нас в Восточном Берлине» - Государственная опера. Каждый сектор располагал кое-чем своим, но Восточный Берлин был все же в большом убытке, и главным образом потому, что преобладающая часть хороших музыкантов проживала в Западном Берлине и частная музыкальная жизнь развертывалась главным образом на Западе. Даже Берлинское радио находилось в Шарлоттенбурге, его нержавейка и его повседневные связи с внешним миром играли свою роль. Вероятно, раскол Берлина не почувствовали бы так скоро как глубокое расчленение города, если бы он не явился во многих отношениях закреплением существующего положения. В первом десятилетии нашего века город поразительно быстро разрастался на Запад, воздвигались большие новые жилые кварталы, и началось всеобщее переселение туда состоятельных жителей восточной части. Я вспоминаю, как мой отец, решивший остаться жить в своем торговом доме, жаловался на то, что в нашем районе, кроме него, из его знакомых остался на жительстве чуть ли не один только старый домашний врач. На Запад переехали люди «тонкие и знавшие себе цену», на Востоке находились фабрики и жило бедное население.
